За чем Мила еще наблюдает, так это за знакомым Мерседесом, который паркуется на свободном месте во дворе. А затем из него показывается знакомое лицо, в пальто нараспашку, никакого шарфа и никакой шапки. Как будто сейчас начало осени, а не снежная холодная зима. Она смотрит на него, приподняв бровь, а Витя улыбается широко, от уха до уха, пока идет к ним. Правда его улыбка немного тухнет, когда он едва не падает на скользкой дороге. Зато походка у него становится не такая вальяжная, потому что после этого он идет чуть медленнее, кидая взгляды на дорогу под ногами.
— И что ты тут делаешь? — негромко спрашивает Мила, когда он оказывается рядом с ними.
— Твой брат — полная Маша-растеряша, — говорит Витя так же негромко, заглядывая в коляску. — Надеюсь, Ванька, ты таким не будешь, — обращается он к Ване, а затем ловит её нахмуренный взгляд и поясняет, отстраняясь от коляски и замирая напротив неё: — Он забыл дома кое-какие документы.
— И ты решил побыть курьером? — прищурив глаза, спрашивает она.
— У меня были свои причины, — туманно отзывается Витя.
И легко догадаться, что это за причины. Точнее причина — увидеться с Олей, хотя бы на пару минут. После рождения Вани все совместные мероприятия свелись практически к нулю. И если Саша еще куда-то выбирается, то об Оле этого не скажешь совсем. Они с Тамарой приезжают к ней, но их встречи не такие частые, как раньше.
Витя стоит, не уходит, ждет её ответа судя по всему.
— Если мой рабочий день закончился три часа назад, о твоем рабочем дне я такого сказать не могу. Так что давай, — Мила указывает рукой на дом: — бегом за документами и обратно на работу.
— Хорошо, мамочка, — и смотрит на неё Витя, когда это говорит, так, что она вспыхивает вся, от головы до пят.
Есть что-то в том, как он назвал её сейчас, что-то сексуальное, с каким-то намеком. Но она решает не думать об этом сейчас, поэтому немного грубо говорит:
— Иди отсюда, Витя. Если разбудишь Ваню, я тебя убью.
Он приподнимает на это бровь:
— Ты до сколько будешь здесь?
— До шести.
— Тогда заеду за тобой в шесть, — и не дожидаясь никакого ответа, он направляется к подъезду.
Вот же засранец. Он даже не спросил, свободна ли она и нет ли у неё планов на этот вечер. А вдруг они у неё есть? Но, судя по всему, ему на это глубоко плевать. Даже из вредности хочется позвонить Кате или Олесе и организовать себе эти планы. Но впрочем ладно, никому она звонить не будет. Если он рассчитывает на то, что она будет мила с ним сегодня вечером, этого не произойдет.
Мила отворачивается от двери в подъезд, когда он исчезает в доме. Наверно нужно было бы уже давно свыкнуться с мыслью, что он влюблен в Олю, но получается это крайне сложно. Точнее даже вовсе не получается и никогда не получится.
Периферическим зрением она видит фигуру, которая приближается к скамейке. Она тут же хватается за ручку коляски, боясь, что это могут быть какие-нибудь враги, но это всего лишь старушка, которая вначале украдкой заглядывает в коляску с Ваней, прежде чем сесть рядом.
Это уже даже привычно, многие незнакомые женщины заглядывают в коляску, но не сказать, что ей это нравится. Обычно она шлет таких женщин, и делает это совсем не культурно, но эту старушку обижать не хочется. Мила часто видит её во дворе, гуляющей с внуком, или со своим мужем, или подкармливающей кошек.
— У вас милый малыш, — раздается неожиданно, когда Мила разглядывает кружащий над своей головой снег.
Она поворачивает голову в сторону старушки и кратко улыбается:
— Спасибо.
Ей всегда некомфортно от таких комментариев. Не от того, что сделали предположение, что это её ребенок, а потому, что кто-то вообще говорит о Ване. Мила не хочет, чтобы на него кто-то смотрел, кроме членов семьи. Вдруг его сглазят? А ведь она не верит в суеверия и сглазы!
— Он еще такой кроха. Наверно совсем недавно родился? — продолжает говорить старушка.
Мила не назвала бы Ваню крохой. Иногда ей кажется, что он растет как на дрожжах, потому что каждый раз, когда она его видит, он становится все больше и больше. Она не знает, как чувствует себя Оля, если незнакомцы пытаются заговорить с ней о Ване, но в ней сейчас желание оберегать и оградить от всего мира. Отвечать Миле совсем не хочется, но она все же кратко говорит:
— Не совсем, — вдаваться в подробности она не собирается.
Она кидает взгляд на подъезд, надеясь, что сейчас выйдет Витя. И он действительно выходит, с папкой наперевес и с этой своей фирменной улыбкой. Он замечает старушку, но без особого стеснения подходит к Миле и целует её в щеку, а отстранившись, говорит:
— Все, папочка уехал на работу. Увидимся вечером.
У нее перехватывает дыхание, когда он называет себя так. Она слабо представляла себе Витю в роли отца, если честно. Они с Витей наедине с Ваней не так много времени провели вместе, чтобы делать какие-то масштабные виды, но что Витя очень аккуратен — это сказать точно можно.
— А малыш на вас похож, — как-то уж резко выдает старушка.
Мила приоткрывает рот от удивления, а вот Витя ухмыляется, заглядывает в коляску и со смехом выдает:
— Я действительно очень старался.
В тоже время как она говорит:
— Мы всего лишь его крестные родители.
Ответ Вити оседает комом в животе. Он ведь мог сказать что угодно. Но отчего-то выбрал именно именно эту шутку. К тому же короткие волосики у Вани на голове светлые-светлые, а Оля и Саша — оба темноволосые. С возрастом Ваня потемнеет конечно, Саша тоже в детстве был светлый, Мила же вообще блондинка. Да и однозначно Ваня не Витин ребенок. Просто становится немного дурно, стоит представить, что Витя и Оля … Нет, даже думать не хочет об этом. Она поднимается со словами:
— Ладно. Мне пора. Передай Саше и остальным привет.
Она не ждет никакой его реакции или ответа, точно так же, как он не ждал её реакции или ответа каких-то минут пять назад.
Удивительно, что внутри подъезда она оказывается так быстро, что даже для неё это оказывается неожиданностью.
Будто черти за ней гонятся.
Хотя один чертяка может.
1995 год
Витя извазюкался в песке кажется еще больше, чем Ваня, если честно. Его темные джинсы все в песке, а на зеленой рубашке явственно видно какое-то грязное пятно. Вот она действительно собиралась на детскую площадку: джинсы и майка, которых совсем не жалко. Но это она отсиживается на скамейке, в то время как Ваня с Витей веселятся в песочнице.
А вообще кто бы мог подумать, что легендарный Виктор Пчелкин с таким энтузиазмом будет лепить куличики в песочнице, окруженный толпой ребятишек, потому что конечно у Виктора Пчелкина получаются самые красивые куличики?
— А нашего папу совсем не заставишь выйти и погулять вот так.
Мила косится на девушку, которая до этого молча сидела рядом с ней, листая журнал о моде. В дивный субботний полдень, перед обедом и дневным сном по расписанию, если обвести взглядов площадку, что она и делает, явственно заметно преобладание женщин. Точнее даже как — на всю детскую площадку ни одного мужчины, кроме Вити, нет. Так что не удивительно, что все женщины с такой завистью смотрят на неё, думая, что Витя — отец Вани и её муж. Мила едва не прыскает со смеху.
— Нашего тоже, — отзывается она, переводя взгляд на Витю.
— Кажется это тот редкий случай, когда вам удалось это сделать? — спрашивает девушка с какой-то то ли грустью, то ли завистью в голосе.
Может это одновременно и грусть, и завистью. Сколько она не гуляла с Ваней, редко когда можно увидеть отца, гуляющего с ребенком. Так что она отчасти понимает этих женщин, которым так не привычно видеть мужчину, играющего с ребенком. Для неё тоже было непривычно первое время, когда Витя просто появлялся неожиданно и проводил время с ней и Ваней. Да и это уже не первый раз, когда Витю принимают за Ваниного отца.