Теперь пути назад нет. Жребий брошен, пуля в патроннике. Все, что остается — это посмотреть, куда она попадет.
ГЛАВА ВТОРАЯ
ЛУКА
Я просыпаюсь в темноте от грохота непривычного двигателя. Моя голова болит, словно ее раскололи пополам, тупая боль отдает в левый висок. Я пытаюсь поднять руку, чтобы дотронуться до нее, но руки не слушаются.
Они прижаты к моим бокам чем-то твердым. Паника захлестывает меня, прогоняя затянувшуюся паутину беспамятства. Я распахиваю глаза, пытаясь разобраться в том, что меня окружает. Я в хорошей машине, судя по маслянистой коже под моей щекой и изящным линиям салона.
Но я сижу не как обычный пассажир. Я растянулся на заднем сиденье, положив голову на что-то теплое и твердое. Я приподнимаю подбородок и быстро моргаю, чтобы прояснить зрение. На меня смотрит пара темных, прикрытых веками глаз, поблескивающих в тусклом свете, проникающем сквозь тонированные стекла.
Они запечатлены на лице, которое выглядит так, словно было высечено из камня, со всеми острыми углами и резкими линиями, с челюстью, способной резать стекло. Я уже видел это лицо раньше, в обрывках воспоминаний, которые проплывают перед моими глазами.
Переулок. Выстрел. Кровь.
О Боже. О Боже, о Боже, о Боже.
Я пытаюсь подняться, борясь с весом, который прижимает меня к сиденью. Но это бесполезно. Я в ловушке, беспомощен, полностью во власти мужчины, который убил человека прямо у меня на глазах.
Мужчина, на чьих коленях я сейчас лежу.
— Все хорошо, —голос у него низкий, скрипучий, как шуршание гравия по шелку. От этого у меня по спине пробегают мурашки, а сердце бешено колотится. — Ты в безопасности.
В безопасности? Он, блядь, издевается надо мной? Я только что видел, как он размазал мозги человека по кирпичной стене, а теперь он говорит мне, что я в безопасности?
Мое дыхание становится неглубоким, я задыхаюсь от паники, мои легкие напрягаются из-за давления на грудь. Я чувствую твердые линии его тела под собой, всю его силу и сдерживаемую жестокость. На нем костюм, который, вероятно, стоит дороже, чем моя аренда, ткань гладкая и прохладная на моей разгоряченной коже.
— Пожалуйста, — шепчу я, ненавидя то, как дрожит мой голос. — Пожалуйста, отпусти меня. Я никому не скажу, клянусь Богом. Просто отпусти меня.
Его глаза сужаются, на челюсти подергивается мускул. Долгое мгновение он просто смотрит на меня, сверля меня взглядом, словно пытается прочесть мои мысли. Я чувствую себя полностью открытым, беззащитным, как будто он видит меня насквозь, до мозга костей.
— Я не могу этого сделать, — наконец произносит он ровным, лишенным эмоций голосом. — Теперь ты помеха.
Обуза. Это слово эхом отдается у меня в голове, отскакивая от черепа, как рикошет. Я видел достаточно криминальных драм, чтобы знать, что происходит с помехами в мире мафии. Они заканчивают свои дни в неглубоких могилах или на дне реки, с привязанным цементным блоком к ноге.
— Ч-что ты собираешься со мной сделать?
Я ненавижу, как слабо это звучит, как жалко. Но я ничего не могу с собой поделать. Я напуган, напуган больше, чем когда-либо в своей жизни. Этот человек с холодными глазами держит мою судьбу в своих руках убийцы.
И что-то подсказывает мне, что он не из тех, кто проявляет милосердие. Он отводит взгляд, устремленный в окно. Город за окном расплывается, размытый неоном и тенями. Я мельком замечаю свое отражение в стекле, бледное, с широко раскрытыми глазами и перепачканное кровью. Я похож на привидение, призрак, парящий над кожаным сиденьем.
— Я еще не решил, — его голос звучит отстраненно, почти задумчиво. Как будто он раздумывает, какое вино подать к ужину, а не о том, как избавиться от моего тела. — Но тебе не стоит беспокоиться об этом прямо сейчас.
Я разражаюсь смехом, высоким и истеричным.
— Не стоит волноваться? Ты, блядь, издеваешься надо мной, да? Ты убил человека у меня на глазах, а потом запер меня в своей машине. Как, черт возьми, я могу не волноваться?
Его глаза снова устремляются на меня, превращаясь в щелочки.
— Следи за своим языком, — рычит он, впиваясь пальцами в мое плечо. — Ты не в том положении, чтобы что-то требовать.
Я вздрагиваю от его прикосновения, мое сердце колотится о ребра. Но за этим страхом скрывается что-то еще. Что-то горячее и безрассудное, как первый язычок пламени на сухих дровах.
— Пошел ты, — выплевываю я, и слова отдают медью на моем языке. — Если ты собираешься убить меня, просто покончи с этим. Я не собираюсь умолять сохранить мне жизнь.
Он моргает, на его лице мелькает удивление. Оно мгновенно исчезает, сменяясь холодной, бесстрастной маской. Но на мгновение, клянусь, я увидел трещину в его броне.
— Я же сказал тебе, — говорит он низким и опасным голосом. — Я еще не решил, что собираюсь с тобой делать. Но продолжай болтать, и я могу просто передумать.
Я с трудом сглатываю, в горле внезапно пересыхает. В его словах звучит предупреждение, обещание насилия, от которого у меня кровь стынет в жилах. Но там есть и что-то еще, погребенное под толщами льда и стали.
Что-то, что звучит почти как… любопытство.
Я пристально смотрю на него, ища в его лице хоть какой-то намек на человечность. Какой-то признак того, что он не просто безжалостный убийца, которого я видел в переулке. Но черты его лица словно высечены из камня, непроницаемы и нечитаемы.
— По крайней мере, скажи мне, как тебя зовут, — говорю я ему, гадая, смогу ли я расположить его к себе, напомнив о своей человечности, а также о его собственной. — Меня зовут Лука, я пекарь в той маленькой кондитерской… — которую ты обрызгал мозгами. — А ты?
Его темные глаза устремляются на меня.
— Энцо. Энцо Витале.
Он произносит это так, будто я должна его узнать, но я не узнаю.
— Энцо.
Я перекатываю это имя на языке, примеряя на вкус.
— Приятно познакомиться.
Он фыркает, потому что знает, что это не так. Но я должен кое-что попробовать. Единственный козырь, что у меня есть в, это яблочный пирог с топленым маслом, но я не в том состоянии, чтобы испечь его прямо сейчас.
Машина замедляет ход и останавливается, двигатель с тихим урчанием выключается. Энцо смотрит в окно, стиснув зубы.
— Мы на месте, — говорит он отрывистым деловым голосом. — Вставай.
Я моргаю, сбитый с толку внезапной сменой обстановки.
— Где это «на месте»? — спрашиваю я хриплым от страха голосом. — Куда ты меня привез?
Он не отвечает, просто перегибается через меня, чтобы открыть дверь. Я отшатываюсь от него, мое сердце бешено колотится о ребра. Но он не прикасается ко мне, просто жестом показывает, чтобы я выходил из машины.