Выбрать главу

На дрожащих ногах я выбираюсь с заднего сиденья, моргая от внезапного яркого света. Мы припарковались перед неприметным особняком из коричневого камня, который органично вписывается в окружающий район.

Улица тихая и пустынная, окна темные и закрыты ставнями. Энцо выходит из машины вслед за мной, его движения плавные и грациозные. Он возвышается надо мной, его широкие плечи загораживают свет.

— Заходи, — говорит он, кивая головой в сторону двери. — Сейчас.

Я колеблюсь, мои ноги приросли к тротуару. Все мои инстинкты кричат мне бежать, убраться как можно дальше от этого человека. Но я знаю, что это бесполезно. Даже если бы я мог убежать от него, мне некуда идти.

Со вздохом покорности я поднимаюсь по ступенькам к особняку, мои ноги наливаются свинцом. Энцо следует за мной по пятам, его присутствие ощутимым грузом давит мне на спину. Он открывает дверь ключом, который достает из кармана, замок открывается со звуком, который в тишине отдается эхом, как выстрел.

В доме темно и тихо, воздух насыщен запахом пыли и заброшенности. Энцо щелкает выключателем, освещая скудно обставленную гостиную. Здесь есть диван, журнальный столик, несколько неприметных картин на стенах. Это похоже на декорации, на картонный макет дома.

— Садись, — приказывает Энцо, указывая на диван.

Я молча подчиняюсь и присаживаюсь на краешек подушки. Мои руки дрожат, ладони скользкие от пота. Я сжимаю их в кулаки, пытаясь скрыть дрожь. Энцо шагает передо мной размеренными и четкими шагами. Он похож на тигра в клетке, весь состоящий из напряженных мышцах и неугомонной энергии.

Я практически ощущаю исходящее от него напряжение, воздух потрескивает вокруг него.

— Ты хоть представляешь, во что ты вляпался? — спрашивает он низким и напряженным голосом. — Представляешь, какую бурю дерьма ты навлек на свою голову?

Я молча качаю головой, мой язык прилип к небу. Он издает резкий смешок, в котором нет веселья.

— Конечно, ты не представляешь. Ты просто гражданский, обычный человек, живущий своей обычной, ничем не примечательной жизнью. Ты понятия не имеешь, что происходит в тени, что делают такие люди, как я, чтобы заставить мир вращаться.

Он останавливается и поворачивается ко мне лицом. Его глаза, темные и бездонные, впиваются в мои.

— Но теперь ты знаешь. Ты заглянул за занавес, увидел неприглядную правду. И это создает тебе проблему.

Мое сердце замирает в груди, тошнотворное чувство страха скручивает внутренности.

— Я же сказал тебе, — шепчу я срывающимся голосом. — Я ничего не скажу. Я забуду, что когда-либо видел тебя, клянусь.

Он качает головой, горькая улыбка искривляет его губы.

— Все не так просто. В моем мире не бывает незавершенных дел. Свидетелей в живых не оставляют. После того, как ты увидел то, что не должен был, пути назад не будет.

Я чувствую, что меня сейчас стошнит, мой желудок сводит от страха и отвращения.

— Ну и что? — я задыхаюсь, мой голос дрожит. — Ты просто собираешься убить меня, не так ли? Пустить мне пулю в лоб и сбросить тело в реку?

Он вздрагивает, на его челюсти подергивается мускул. На мгновение он выглядит почти… страдающим. Как будто мысль о том, что он может навредить мне, причиняет ему физическую боль. Но затем его лицо каменеет, холодная маска возвращается на место.

— Я не знаю, — говорит он ровным голосом. — Я должен. Это то, что я должен сделать, то, что сделал бы любой здравомыслящий мужчина на моем месте. Но по какой-то причине я не могу заставить себя сделать это.

Я смотрю на него, в моей груди борются надежда и страх.

— Почему нет? — шепчу я, едва осмеливаясь дышать. — Почему я не такой, как все?

Он отводит взгляд, его челюсть сжата так сильно, что я слышу, как скрипят его зубы.

— Я не знаю, — выдавливает он из себя, в его тоне слышатся разочарование и растерянность. — В тебе есть что-то такое, чего я не могу понять. Как будто… как будто ты не боишься меня, хотя должен был бы бояться. Как будто ты видишь во мне что-то, чего не видит никто другой.

Я с трудом сглатываю, сердце стучит у меня в ушах.

— Да, — тихо говорю я, и слова вылетают прежде, чем я успеваю их остановить. — Я вижу человека, которого преследуют мысли о том, что он сделал, о выборе, который ему пришлось сделать. Человека, который никогда не знал доброты и сострадания, которому приходилось бороться и цепляться за каждый клочок власти и уважения.

Он вскидывает голову, в его глазах вспыхивает что-то, чему я не могу дать названия.

— Ты ничего обо мне не знаешь, — рычит он, делая шаг ко мне. — Ты ничего не знаешь о моей жизни, о том, что я видел и делал.

Я медленно встаю, не отводя взгляда от его лица.

— Тогда скажи мне, — говорю я ровным голосом, несмотря на страх, скручивающий мои внутренности. — Помоги мне понять, кто ты такой, Энцо. Потому что прямо сейчас я вижу только человека, который разрывается между своим долгом и совестью. Человека, способного на жестокость, но также и на сострадание.

Он пристально смотрит на меня, его грудь тяжело вздымается. Долгое мгновение мы просто стоим там, воздух потрескивает от напряжения. Затем, без предупреждения, он бросается вперед, прижимая меня спиной к стене. Его руки сжимают мою рубашку, его тело прижимается к моему, обдавая обжигающим жаром.

— Ты не знаешь, о чем говоришь, — рычит он, его лицо в нескольких дюймах от моего. — Ты понятия не имеешь, на что я способен. Если бы ты знал, то бежал бы так далеко и так быстро, как только мог, в противоположном направлении.

Я прерывисто вздыхаю, мое сердце колотится о ребра, я чувствую, что задел его за живое, что каким-то образом добрался до него.

— Я не убегаю, — шепчу я тонким, прерывистым голосом. — Я здесь, Энцо. Я никуда не уйду.

Его глаза изучают мои, темные и напряженные. Я чувствую жар его тела, силу его мускулов. Он так близко, такой теплый, твердый и настоящий.

Я чувствую пряный аромат его одеколона, к которому примешиваются запахи пота и пороха.

— Почему? — он хрипит, его горячее дыхание касается моих губ. — Почему ты не боишься меня? Почему ты продолжаешь давить, продолжаешь пытаться увидеть во мне что-то, чего там нет?

Я с трудом сглатываю, во рту пересохло

— Потому что я верю во второй шанс, — шепчу я срывающимся голосом. — Потому что я думаю, что у каждого есть способность к переменам, к искуплению. Даже у тебя, Энцо. Особенно у тебя.

Из его горла вырывается низкий звук, нечто среднее между рычанием и стоном. Его руки сжимают мою рубашку, его тело прижимается ближе. Я чувствую исходящий от него жар, твердые линии его мышц, биение его сердца у себя на груди.