— Лучше бы им побыстрее подтвердиться, — сказал Гаунт. — Макколл сказал, что он был свидетелем того, что огромное войско собирается по ту сторону врат. Разве никто никогда не остановился и не задумался, как врагу удается выводить так много солдат и боевых машин из сердца Монса? — Велт сделал паузу, как будто размышляя, поделиться ли с Гаунтом засекреченной информацией. — Это не только здесь, Гаунт. Ситуация здесь, в Спаршад Монс, повторяется прямо сейчас в каждом степном городе на планете.
— Объединенное вторжение? В городах, расположенных в тысячах километров друг от друга? — Вели кивнул.
— Это потому, что враг не в городах, — сказал Гаунт. — Города, всего лишь, системы доставки, чтобы приводить их. Армии Кровавого Пакта не ждут нас в следующем отсеке, или в следующем за ним. Они просто выходят из врат. Макколл предположил, что основные врата отсека – более масштабные версии дверей, которые использую сталкеры.
— Значит враг привлекает наше внимание, втягивает нас в осаду этих скал с привидениями, заставляет нас направить все силы внутрь стен... — Велт позволил словам повиснуть.
— А затем полностью открывает проходы, — сказал Гаунт. — Я иногда думаю, что мы преступно недооцениваем нашего старого врага, инквизитор. Губительные Силы оперируют с хитростью и изощренностью, которые мы едва понимаем. На Гереоне, мы были свидетелями, как они используют жехгенеш. Гигантских созданий варпа, которых вырастили, чтобы поглощать природные ресурсы планеты, такие как свежая вода и минеральные руды, и извергать их через варп для поддержки планет, находящихся на расстоянии многих световых лет. Они не уничтожители, они потребители. Если они работают в таком масштабе, почему нас должно удивлять, что они доставляют целые армии таким способом, в места, как это, где древние механизмы для такого перемещения все еще существует?
— Я присоединяюсь к теории, что самый худший враг Империума, — сказал Велт, — это его собственное невежество. — Велт посмотрел на Гаунта, и мгновение с любопытством поизучал его. — Инквизитор?
— Ты находишься в печальном положении, Гаунт. Несмотря на всю великую службу, которую ты сделал для Империума, ты расцениваешься, как трудный, опасный человек.
— Не знают насчет трудного, — сказал Гаунт. — Хотя опасный – это да.
— Ты вот настолько близок к казни, — прямо сказал Велт. — И есть только одна вещь, из-за которой ты все еще жив.
— И что это?
— Я, — сказал Велт. — Если ты и твоя команда смогли выживать так долго, как выживали, в той адской дыре и не поддались порче, тогда, ради Империума и защиты нашего вида, я должен выяснить как.
Велт вернулся к палатке театра, чтобы помочь с допросами. Два солдата Комиссариата были прикреплены к Гаунту и держали его в уединении в одной из комнат пункта. Он посидел в одиночестве несколько минут, а затем глубоко заснул. Ладд разбудил его через четыре часа. Снаружи, тусклый свет оповещал о начале нового дня.
— Что происходит? — спросил Гаунт.
— Комиссар-Генерал Балшин закончила здесь. Отряд Роуна допросили. Они готовятся вернуться в свое подразделение на фронте. Маггс и Макколл будут перевезены на Осколочные Равнины.
— Как они?
— Все еще без сознания, но показывают признаки восстановления. Меня послали забрать вас, сэр. Вы возвращаетесь с нами.
Гаунт поднялся на ноги.
— Сэр, я хочу сказать... мне жаль, — сказал Ладд.
— За что?
— За то, что докладывал о ваших действиях. Балшин совершенно ясно дала понять, что я должен докладывать о любых ваших... неортодоксальных поступках. Это был мой долг. Но мне не нравилось это делать.
— Я рассчитывал на тебя, Ладд, — сказал Гаунт.
— Что, сэр?
— Когда я понял, что что-то здесь не так, я знал, что мне и пытаться не стоит убеждать Балшин. Для меня у нее не было времени. Мне нужно было, чтобы она поверила, что я что-то замышляю, что у меня есть, что скрывать. В этом случае она бы пришла посмотреть и не смогла бы уклониться от того, что я собирался ей показать.
— Значит... вы ожидали от меня...
— Я ожидал, что ты выполнишь свой долг, Ладд. И, к счастью, ты выполнил.
XXV
14.10, 199.776.М41
Осколочные Равнины, Штаб
Спаршадская Боевая Зона, Анкреон Секстус
Он ждал часами, почти, но не вполне заключенный, в спартанской камере на борту одного из командных Левиафанов. Он продолжал смотреть на свой бедный, разбитый хронометр, смотря, как медленно ползет время.