Со стороны Роты Е был склон. Они перевалили через верх, мчась в сторону врага, стреляя из оружия, которым махали, как копьями. Казалось, что Кровавый Пакт замешкался в основной массе, как будто не мог полностью понять, что происходит. Те, кто был наверху, замерли в замешательстве, а те, кто был дальше, замешкались, потому что не могли видеть, что приближается.
Шеренги столкнулись с хрустом тел, шлемов и боевых доспехов. Звуки выстрелов, криков и ударов стали неистовыми.
Каффран и Гахин забежали в руины к разведчикам. Оба тащили пусковые установки. Данник следовал за ними, неся ящик с ракетами.
— Добро пожаловать в мой мир, — сказал Каобер Гахину.
— Это твоя работа? — спросил Бонин Каффрана, который заряжал ракету.
Каффран бросил взгляд на безголовый сталк-танк, тлеющий за стеной. — Да. Это было рискованно из-за расстояния, но я подумал, что ты оценишь попытку.
Гахин уже положил свою фесову трубу на плечо и прицелился на второй танк. — Спокойно! — крикнул он. Люди вокруг него открыли рты, чтобы облегчить дискомфорт от перепада давления.
Фесова труба Гахина рявкнула, выпустив назад струю огня, и выплюнула ракету в плечевой сустав второго танка. Он затрясся от попадания, серьезно поврежденный, но все еще действующий.
— Заряди меня! — крикнул Гахин Даннику.
Каффран подкрался к стене со своей трубой. — Спокойно! — предупредил он, и выстрелил. Его мчащаяся стрелой ракета попала во второй танк и закончила работу, которую начал Гахин. Основная секция корпуса развалилась на части с огромной силой, возможно с помощью подрыва собственных снарядов танка, и дюжины Кровавых Пактийцев вокруг него были зажарены в огне.
— Целься в третий танк, — сказал Макколл Каффрану. Жуткая плазменная пушка открыла огонь, безжалостно посылая лучи энергии в ряды Роты Е. Воздух внезапно стал пахнуть жареной кровь и костями.
Провизжали ракеты с нескольких точек рассыпавшейся Роты е. Белладонский солдат по имени Харвен произвел победный выстрел. Третий танк взорвался, его огромная голова отлетела в сторону, все еще дико стреляя лучами плазмы, как фейерверк, когда упала среди шеренг Кровавого Пакта.
Роун и Фейгор были прямо в самой гуще, потерявшиеся в ударах, вращениях, оглушительной жестокости битвы. Роун стрелял в тех, в кого мог стрелять, и вонзал свой штык в тех, кто подходил слишком близко. Последний аналогичный бой он видел в последние дни на Гереоне, и слегка забыл, какие чувства вызывает убийство. Эта резня быстро напомнила ему.
Когда-то, битва для Элима Роуна была связана с гордостью и яростью, честным, пылким делом сражающегося пехотинца. Сейчас для него это казалось романтическим понятием. Он вспомнил, как Гаунт и Колм Корбек обсуждали стили и типы сражений, как будто у них были разные ароматы или яркость, как у любви или сна.
Сегодня, его кровь была холодной, его пульс едва поднялся. Его кровь всегда была холодной. Гереон сделал это с ним. На Гереоне, каждая драка, от полномасштабных открытых сражений до дикой работы клинками на миссиях проникновения, была связана с выживанием, безжалостным выживанием, совершенно лишенная сантиментов, чести или милосердия. Он научился использовать все, каждую брешь, каждое преимущество. Он пинал, колол, дробил, топтал, кусал и долбил; он вонзал свой серебряный клинок в спины, бока и ягодицы, он вырезал людей, которые уже лежали на земле раненые, или кто поворачивался, чтобы сбежать.
Роун никогда не был особенно благодушным человеком, но теперь его душа была холодна и пуста, чрезвычайно лишенная чести или отваги. Борьба стала просто абсолютно механической; у нее больше не было особенностей. Роун или сражался или не сражался, убивал или не убивал. Цель битвы уменьшилась до точки, на которой можно было просто убедиться, что он был все еще жив, когда все вокруг него умерло. Он больше не пользовался осторожностью, не пользовался страхом.
Фейгор, сражающийся позади своего командира, был почти таким же. Смерть уже не была чем-то таким, чего он боялся. Это было тем, что он использовал, дар, который он преподносил тем, кто стоял напротив него. Смерть была всего лишь орудием, инструментом. Единственное, чего боялся Мюрт Фейгор больше всего, это бояться.
Рядом с ними, сражаясь в рукопашной, Мерин осознал чистую ярость, свидетелем которой он был.
У него перехватило дыхание от того, что он увидел двух мужчин, абсолютно нескованных страхом. Когда Макколл и Бонин прорвались сквозь драку, чтобы встать рядом с Роуном и его адъютантом, Мерин окончательно дрогнул и отступил. Он страстно ненавидел архиврага, но его отвага и решимость, казалось, улетучились, когда он увидел Кровавый Пакт, порванный на куски этими демонами.