Эзра снова выстрелил. Тот слабый звук, который производил рейн-боу, полностью терялся в реве битвы.
Еще один солдат Кровавого Пакта упал, железная стрела торчала из щели для глаз.
Гаунт поднял упавший меч и продолжил продвижение. Почти сразу же, он потерял контакт с Эзрой, когда вокруг закружился дым. Впереди были сталк-танки, быстро продвигающиеся сквозь мерзкий воздух, поливая лазерным огнем со своих турелей. Гаунт увидел, как один из них взорвался, когда в него попала ракета. Вспышка была такой яркой, что оставила остаточное изображение на его сетчатке.
Еще одна волна отвратительных фигур появилась из адского дыма. С кровью, бегущей из раны на плече, Гаунт подстегивал Бинарских пехотинцев наступать на них. Тела сталкивались вдоль траншеи, ударяя и делая выпады.
Гаунт вырвался, тяжело дыша. Он убрал пистолет с пустой обоймой в кобуру и вытащил его близнеца.
Он огляделся в поисках следующего врага, которого нужно убить. Неподалеку, три танка, Завоевателя, пробирались, разбрызгивая грязь, вперед. Вспомогательное оружие на танках стрекотало, выбрасывая бриллиантовые языки горящего газа. Несколько дюжин вражеских солдат отступали перед приближающимися танками.
Лучи света пронзили стену дыма перед ними. Гаунт увидел, как один из танков просто испарился перед ним.
Выпуская пар, расчищая дорогу для продвижения архиврага, прибыли «спотыкатели».
XX
10.29, 197.776.М41
Третий Отсек
Спаршад Монс, Анкреон Секстус
Когда он был мальчиком, Нахуму Ладду особенно нравились фрески на потолке часовни схолы. Он любил все картины войны и изучал старые книги и военные тексты, но фрески были особенными. Куполообразный потолок был широким, облачно-голубым, имитация неба, на котором Имперские ангелы войны летели на золотых крыльях с поднятыми мечами. Вместе с ними, запечатленные в старом, слегка примитивном стиле старой настенной живописи, были штурмовики и истребители, воздушное войско, лучезарное и могущественное.
Он открыл глаза, и на секунду подумал, что он все еще мальчик, все еще в старой часовне. И крыша над ним, с увеличивающимся белым облаком, полным штурмовиков и ангелов.
Его слух вернулся, как удар молота. Ладд быстро сел. Он лежал на спине в грязной траве. Взрыв сбил его с ног, теперь он это вспомнил. Он замерз, но, казалось, что нет заметных признаков травм.
Ладд огляделся. Над головой пролетали Стервятники, на низкой высоте и высматривая наземные цели. К востоку, ужас битвы растянулся напротив ползущего черного облака. Это была суматоха. Ладду понадобилось время, чтобы осознать ее размах, ослепительные вспышки и взрывы снарядов, вонь грязи и фуцелина, дрожащие ударные волны избыточного давления.
Отдельные фигуры были почти слишком маленькими, чтобы заметить их, но он видел темные, искрящиеся глыбы, которые, очевидно, были стреляющими танками, когда они с грохотом посылали снаряды в долину. Он видел яркое дыхание огнеметов, яростный шторм огня автолазеров в небе, взрывы экстраординарной мощности.
В самом разгаре боя, он смог разглядеть баннеры и боевые знамена, развевающиеся высоко, высмеивающие святость Императора и чистоту человека. Он видел ракеты, летящие, как искры от костра.
Костер. Вот как это выглядело: гигантский, ослепительный костер, заполнивший весь отсек, потрескивающий искрами и углями, хлещущий языками желтого пламени, душащий небо на востоке громадой угольного дыма.
Он осознал, что это, в конце концов, было тем самым. Это была война. Он желал ее, тренировался для нее, готовился к ней, и тяжело работал, чтобы получить место в рядах Империума, чтобы заниматься ей.
Это, до смешного, было тем, что он искал всю свою жизнь. Это безумие, этот хаос, эту катастрофу.
У этого не было смысла или формы, ни структуры или значения. Это был просто вихрь ран и повреждений, разрушительный водоворот, пронизанный огнем и кровью, и рвущимся металлом. Это было так, как будто Ладда посвятили в какую-то огромную, приватную шутку. Люди тренировались для войны, репетировали, оттачивали навыки, торжественно изучали военные доктрины, как будто война была чем-то, что можно было изучить, что можно было контролировать, и чем можно было управлять, как официальным банкетом или большими деревенскими танцами. Но вот здесь была голая правда обо всем этом. Все теории битвы мгновенно исчезали в горниле настоящей войны.