Однако я нажала на ментальные тормоза. Горячо — это одно. Практичность — это другое. По крайней мере, какая-то часть моего мозга все еще функционировала в реальном мире, даже когда девяносто процентов пускали слюни по мужчине напротив. Я хотела заслужить место в бизнесе, может быть, даже иметь свою собственную компанию в один прекрасный день. Последнее, что мне нужно было в уравнении, — это ребенок.
Его штаны упали, и моя челюсть последовала за ними.
«Красивая выпуклость».
Наши поцелуи явно сделали свою работу, чтобы подготовить его, и если пульсирующий жар, который я чувствовала между своими ногами, был каким-то признаком, я тоже была готова.
— Это сработает, только если мы оба разденемся, — сказал он.
— О, неужели? Значит, ты хочешь сказать, что то, чему учили о размножении в воскресной школе, было ложью?
Он склонился надо мной и спустил бретельки платья мне на плечи.
— Думаю, то, что ты ходила в воскресную школу, — ложь, потому что там не учат размножению.
— Кто сказал, что я не религиозна?
Его глаза не отрывались от того, как он медленно, почти ритуально снимал с меня платье. Он явно наслаждался каждым дюймом кожи, которую разворачивал, словно я была рождественским подарком в натуральную величину.
— А ты религиозна?
— Может быть. Но я не так легко раскрываю свои секреты.
— Секреты, да? — он наклонился и прижался губами к моей груди, чуть выше лифчика.
Я ахнула, невольно выгибая спину. Неудержимый огонь рос во мне, и я знала, что единственное, что может его погасить, это он. Он был мне нужен. На мне. Окружая меня. Внутри меня.
— Ну, — усмехнулся он, снова подняв голову и поцеловав меня в губы. — Религиозна ты или нет, но я думаю, что ты еще несколько раз произнесешь имя Господа всуе, прежде чем я с тобой закончу.
Я сдержала улыбку.
— Это вызов?
— Да.
— Тогда посмотрим.
— Не волнуйся. Я не собираюсь в ближайшее время спускать с тебя глаз.
Он стянул с меня остатки платья и снова сел на колени, пожирая меня глазами. Никто никогда не смотрел на меня так, как он. Это не было слепой похотью или случайным влечением. Когда он посмотрел на меня, мне казалось, что он взволнован. Я могла представить, как крутятся шестеренки в его прекрасной голове, как мечутся мысли, когда он пытается ухватить какую-то концепцию, в которую не может вонзить зубы. Но что это было? Что он пытался выяснить?
Он усадил меня и потянулся расстегнуть лифчик. Я почувствовала, как он несколько секунд дергал за застежку, а потом бросил на меня извиняющийся взгляд.
— Думаю, он застрял.
— Иногда бывает. Позволь мне просто…
— Нет, — сказал он. — Я сам. — Он резко развел руки в стороны, и я услышала, как мой пятидесятидолларовый бюстгальтер против воли распахнулся.
Несмотря на то, что моя грудь впервые за много лет вырвалась на свободу перед мужчиной, все, о чем я могла думать, это о том, что он только что разорвал мой любимый бюстгальтер… тот, который делал мои сиськи похожими на идеально симметричные, задорные маленькие грейпфруты. Ну, может быть, яблоки. Или что-то чуть поменьше, но главное, чтобы они выглядели хорошо, а большой грубый зверь хотел сыграть в пещерного человека и разорвал мою любимую вещь.
— Ты знаешь, как трудно найти хороший бюстгальтер?
— Я куплю тебе еще один. — Он наклонился, чтобы поцеловать меня снова, но я приложила палец к его губам.
— Я купила его в магазине, который обанкротился. Если у тебя нет машины времени, я не думаю, что ты сможешь купить мне новый.
— Я научусь шить и снова зашью его для тебя.
Я стрельнула в него яростным взглядом, но сдержала улыбку, когда мне в голову пришла идея.
— Ты загладишь свою вину передо мной, но только не с помощью швейного набора. Я хочу, чтобы ты написал для меня алфавит.
— Написал… Ты ведь понимаешь, что алфавит не «пишется», верно? Это все просто отдельные буквы, и это значит…?
Я указала на свои трусики, на которых, к моему стыду, уже образовалось мокрое пятно от всех поцелуев и раздеваний, которые мы разделили.