— Когда я узнал о камерах, мне ничего так не хотелось, как смотреть, как рушится ее жизнь. И до сих пор хочется. Думаю, разница теперь в том, что, если бы мне пришлось выбирать между тобой и местью, я бы выбрал тебя.
— Хорошо, что тебе не придется выбирать. Скажем так, если бы у меня был член, у меня бы сейчас был стояк мести.
Лиам подавился смехом.
— Я... почти уверен, что никогда не слышал о таком раньше.
— Это когда у тебя стояк, потому что…
Он поднял руку, его улыбка стала шире.
— Эта фраза говорит сама за себя. Я просто имел в виду, что не знаю, работают ли члены таким образом.
— Мой бы работал, — тихо сказала я, не сводя глаз с дома Селии. — Он бы сейчас пульсировал и указывал прямо на эту злую, холодную суку.
— Не уверен, должно ли это меня возбуждать, но, к сожалению, не возбуждает.
Я перевела взгляд на него.
— Дело не в возбуждении, Лиам. Речь идет о мести.
— Знаешь, я пришел сюда, готовый разнести ее дом голыми руками, если понадобится, а теперь ты заставляешь меня чувствовать себя разумным.
— Я никогда не рассказывала тебе, что случилось с детьми, которые издевались надо мной в школе?
— Ты никогда не говорила мне, что над тобой издевались.
— Ну да. Так я познакомилась со своей лучшей подругой Эмили. Она вступилась и защитила меня, что привело ко ярому недопониманию между ее высокомерными друзьями. Но я отомстила им. Все девчонки, которые ко мне приставали, каждая из них заплатила.
Лиам посмотрел на меня очень серьезно, его лицо освещалось все еще работающим на холостом ходу такси в дюжине ярдов от нас на подъездной дорожке Селии.
— И ты… навредила им?
— Физически — нет, эмоционально — да. Я заменила увлажняющий крем одной девочки майонезом и наблюдала, как она намазывала ноги и руки майонезом во время первого урока английского. Я убедила еще одну, что Аарон Картер влюблен в нее и готов пофлиртовать в переписке, и как только она призналась в своей любви, он перестал писать. Я оплатила услугу автодозвона последней достававшей меня девочке в произвольное время в течение учебного дня, пока у нее в конце концов не конфисковали телефон. Это была только первая фаза, а у меня было запланировано еще две, если они не оставят меня в покое после этого, но мне никогда не приходилось заходить так далеко. С твоей сводной сестрой, думаю, нам нужно перейти сразу к третьей фазе.
Теперь он выглядел серьезно обеспокоенным.
— Третья фаза — это ведь не убийство, не так ли?
— Ты действительно думаешь, что я способна на убийство?
— Ты действительно хочешь, чтобы я ответил?
— У меня пока нет конкретного плана, что мы будем делать, но это научит ее отвалить раз и навсегда. Это я знаю точно.
***
Мы с Лиамом вернулись в город на такси и остановились у круглосуточного кафе. Он заказал нам мороженое и кофе. Себе он взял какое-то чудовище с тестом для пирожных, орехами, цветными драже и сиропом, мне же более разумную смесь шоколада и печенья Орео.
Несмотря на все мои разговоры о стояке мести, было удивительно просто сидеть с ним и есть десерт. Едва не потеряв Лиама, я стала ценить его еще больше, чем раньше, и я уже чувствовала, что он имел в виду, говоря о жажде мести, на которой трудно сосредоточиться. С другой стороны, я все равно не позволю этой суке уйти безнаказанной.
— Никогда не понимала людей, которые едят тесто для пирожных, — сказала я, проглотив кусок своего угощения.
Он нахмурил брови.
— Что ты имеешь в виду? Это довольно распространенная вещь. Вкус изумительный.
— Назови мне любую другую еду, которую люди целенаправленно заказывают, прежде чем она будет готова.
— Это совсем другое.
— Я почти уверена, что в тесте для пирожных есть сырое яйцо. После этого ты, вероятно, проведешь всю ночь в туалете, если, конечно, до этого не свалишься замертво.
— Я почти уверен, что ресторанный бизнес не выживет, если добавит в меню то, что отравляет или убивает людей. Кроме того, моя пищеварительная система непробиваема. Я могу съесть три гамбургера и картошку фри на завтрак, даже не вздрогнув. Думаю, я выживу.
— В следующий раз ты скажешь мне, что твоя какашка из чистого золота и не пахнет.
— Подожди, это ненормально? — он спросил.
Я закатила глаза.
— Просто ешь свой яд и дай мне подумать о том, как я отомщу твоей сестре.
Некоторое время он молчал, а когда наконец заговорил, в его голосе послышались более серьезные нотки.
— Я чувствую, что должен извиниться за все это, но я также беспокоюсь, что если я извинюсь, это будет выглядеть так, как будто я сделал что-то, за что есть извиняться.