Как ни странно, ее замужество оказалось куда удачнее, чем она могла надеяться. Рози заполучила лучшего батрака во всем Канзасе, к тому же он в общем-то знал свое место. Кое-что в браке, как, впрочем, и в самом Боуи Стоуне, не устраивало ее, но это были пустяки, и она с ними мирилась. Так почему, если все так прекрасно, Рози не чувствовала себя счастливой, как заяц на клеверном поле?
Она тяжело вздохнула.
— Катись оно все к дьяволу!
— Попридержи язык, девушка, — одернула ее Лодиша, стоявшая у плиты. — Чтоб никаких таких выражений в моем доме! И кэптин этого не любит.
Рози резко села, выплеснув воду на дощатый пол. Изогнувшись, она посмотрела на Лодишу через плечо.
— Это еще что такое? Ругань тебе раньше не мешала.
— А теперь мешает. — Лодиша сверкнула глазами. — Кэптину это не нравится. Он тебе не кто-нибудь, а муж, голубка. Придется чуток подтянуться.
— Что?!
— Больше никакой брани. Будешь скандалить — не видать тебе ванны. Меня-то не проведешь, тебе понравилось мыться. Давай-давай, ругайся. Только ни чистой одежи не получишь, ни штопаных носков. Ни пирожков, ни твоих любимых цыплят с клецками.
Отплевываясь, Рози помахала сигарой.
— Так вот почему ты разрешила мне покурить в доме. Хотела навязать новое правило? Ну и сукин сын!
Лодиша обошла ванну, в упор посмотрела на Рози, перевернула противень и вывалила пирог на кухонный стол.
Глаза Рози стали огромными, как блюдца.
— Ты испортила пирог! Не верю собственным глазам! Ты перевела продукты! — За пятнадцать лет она ни разу не видела, чтобы Лодиша выбросила хоть один пригодный для еды кусочек.
— Кэптину не нравится, когда леди выражаются. Так что впредь мы здесь браниться не будем. Заруби себе это на носу.
Рози уронила сигару в ванну и ожесточенно стукнула кулаком по воде.
— Проклятие, вы со Стоуном пытаетесь вывернуть меня наизнанку! Я этого не потерплю, слышишь? — Приятные мысли о браке тотчас вылетели у нее из головы. — Вы все у меня в печенках сидите! Я не могу насладиться крошечным глоточком виски без того, чтобы три пары глаз не вонзились в меня как кинжалы! Мне уже нельзя повеселиться в городе, потому что ваша троица будет изводить меня потом целый день молчаливыми укорами. Мне даже покурить не дают в доме. А теперь, прости Господи, уже и разговаривать не позволено! — Ее грудь всколыхнулась от страдальческого вздоха. — Ты отдала Стоуну его одежду, его комнату. Что дальше? Раз ты в таком восторге от капитана, может, дашь ему и его ремень, чтобы было чем избивать меня?
Черные глаза Лодиши смягчились.
— Неужто ты не знаешь, что кэптин не станет охаживать тебя ремнем?
— Иногда ему этого очень хочется! А на моей стороне кто?
— Мы все на твоей стороне, голубка. — Лодиша соскребла со стола в ведро для помоев испорченный пирог. — Против тебя только ты сама.
Рози залпом проглотила остатки виски и сползла в ванну, раскрасневшаяся и негодующая. Спорить с Лодишей не имело смысла. Приняв решение, та бывала неколебима, как скала.
— К дьяволу, гори все огнем!
Лодиша вздохнула и, встав перед ванной, демонстративно оторвала лоскут от трико Рози.
— Захочешь починить, рассчитывай на себя.
Рози запрокинула голову и завопила, совершив тем самым явную ошибку. Воспользовавшись моментом, Лодиша схватила ее за волосы и погрузила в воду. Когда разъяренная Рози, отплевываясь, вынырнула, сильные пальцы Лодиши уже намыливали ей голову.
— Так, голубка, а теперь пора поговорить о том, что вы с кэптином спите в разных комнатах. Это неестественно.
— Что-что?! — Вертясь и извиваясь, Рози пыталась вырваться из рук Лодиши, но та не ослабляла хватку. — Да я лучше сдохну с голоду, чем позволю ему трахать себя! Да я скорей пущу себе пулю в лоб!
— Для мужчины неестественно не трахать, — изрекла Лодиша, продолжая драить голову Рози. Затем ловким движением она окунула ее в воду, чтобы смыть мыло.
Рози вынырнула, кашляя и отплевываясь от попавшей в рот мыльной пены.
— Джон Хоукинз, к примеру, не норовит трахнуть каждую юбку!
— Джон Хоукинз — старик и не женат. К тому же откуда тебе знать, чем он там занимается, когда навещает своих дружков на индейской территории.
Рози охватила дрожь.
— Ни один мужчина больше не причинит мне боль таким гнусным способом!
— Это не всегда больно. Есть леди, которым очень даже нравится, когда их трахают, не говоря уж о шлюхах. Сдается мне, что кэптин знает, что к чему в этом деле. Как иначе ты собираешься заиметь ребенка? Подумай сама.
— Я бесплодна. Если бы я могла забеременеть, это случилось бы уже давно! — При одной мысли о том, что она могла носить его ребенка, к горлу ее подступила тошнота.
— Дело не всегда в женщине. Есть мужчины, неспособные заронить семя, как бы они ни старались. Правда в том, что ты не знаешь, можешь ли родить.
— Да не хочу я ребенка! — Рози извернулась и бросила на Лодишу недоверчивый взгляд. — Неужели ты думаешь, что мне нужен ребенок, если у меня все мозги пропитались виски?
— Ну, кое-кто здесь хочет ребенка. А о мамаше с пропитыми мозгами мы поговорим в другой раз. Сейчас речь идет о постели. Твой муж выказал больше терпения, чем деревянный святой. Но кэптин — мужчина, голубка. Если ты не пустишь его в свою постель, рано или поздно он отправится в город и заплатит денежки какой-нибудь жалкой девке в заведении у Мод. Тебе понравится, если языки начнут трепать по городу, что твой муж шастает за удовольствиями к Мод?
Глаза Рози расширились от ужаса. Она живо представила себе хитрые взгляды, ехидные улыбочки, насмешки и сплетни, распространяющиеся со скоростью пожара. А что скажут парни у Гарольда? Да она не переживет этого.
К страху примешивалось тайное сознание того, что в последнее время ее стали посещать мысли о мужчине. Эти мысли были неприятны Рози, и она не понимала, что, черт побери, заставляет ее думать о столь отвратительных вещах.
Но все чаще и чаще Рози мучила бессонница, сколько бы виски она ни вливала в свое горло. Разгоряченная и нервная, Рози лежала на кровати, испытывая беспокойство, непонятный трепет во всем теле и прислушиваясь к тому, как ее муж ворочается за стеной. Когда Стоун только появился, эти звуки вызывали в ней ужас и тошноту. Теперь от тех же самых звуков сердце Рози екало, внутри вспыхивал жар, а во рту пересыхало.
Мало того. Когда они работали на солнце, Стоун порой скидывал куртку, и Рози видела, как рубашка облегает его широкие плечи. Если же Боуи напрягался, чтобы поднять упавшую ограду или поправить осевшую стену, линии его бедер отчетливо проступали под грубой тканью рабочих штанов. От этих мимолетных наблюдений Рози пронзало такое странное чувство, будто она подхватила лихорадку. Раз или два девушка поймала себя на том, что разглядывает рот Боуи, мысленно обводя его контуры.
Позже она задумалась над тем, все ли мужчины одинаково трахаются и неужели не получают удовольствия без побоев и боли. Эти мысли удивили ее.
Слезы растерянности и смущения заблестели в глазах Рози. Блевинз обладал ею, и она знала, насколько это мерзко и болезненно. Но, наблюдая за Боуи Стоуном и встречая его взгляд, Рози невольно думала, что, возможно, в этом деле есть что-то, неведомое ей.
Столь безумные мысли испугали ее и окончательно запутали, доведя до головокружения.
— Господи! Да ты, никак, плачешь? — Лодиша изумленно уставилась на нее.
— Ничего подобного!
Вытащив Рози из ванной, негритянка завернула ее в чистое сухое полотенце и заключила в свои теплые объятия.
— Все будет хорошо, вот увидишь. Будем все делать потихонечку, шажок за шажком, и не успеешь оглянуться, как ты у нас начнешь петь и танцевать. Да, сэр. И нечего бояться. Всего-то один крошечный шажок!
— Ни за что! — простонала Рози, уткнувшись в широкое плечо Лодиши. — Все равно Стоун меня не хочет, и пусть так все и остается!
— Всего один крошечный шажок, голубка.