Рози и Боуи оставили попытки помочь с приготовлениями к торжеству. Только они делали пару шагов, как кто-то кидался пожимать им руки и благодарить за этот великий день, названный теперь Днем лонгхорнов. Обнявшись, они стояли на переднем крыльце. Им даже пришлось примириться с тем, что они герои, поскольку никто и слышать не хотел их возражений. Жители Пэшн-Кроссинга по достоинству оценили мужество и смекалку Рози и Боуи. К тому же округ уже давно не мог похвастаться собственными героями.
Позже, когда блюда с барбекю были поданы и начались тосты, Рози произнесла хвалебную речь в честь миссис Хоудж, которой удалось поднять на ноги весь город. Боуи воздал должное шерифу Гейну и мэру Биллу за организацию строительства баррикады. Но все понимали, кто подлинные герои дня. Если бы Рози и Боуи не приняли на себя удар, новая тропа перегона пролегла бы через Пэшн-Кроссинг, лишив урожая многих фермеров, а также владельцев магазинов и прочих заведений, зависевших от их благосостояния.
Когда закончились ожесточенные дебаты о том, как перевезти туши лонгхорнов и распределить их между жителями города, молодежь под звуки скрипки пустилась в пляс под высоким куполом звездного неба, а те, кто постарше, прибрав остатки еды и вымыв посуду, устроились поболтать.
— Миссис Стоун, не уделите ли мне минуту?
Смеясь, Рози выскочила из круга танцующих, чтобы перевести дух. Она не пропустила ни одного танца. Ее улыбка померкла, когда она увидела Эвелин Бакнер.
— Я… я должна извиниться перед вами, миссис Стоун. — Эвелин не поднимала глаз и нервно сжимала руки. Ее пунцовые щеки были того же оттенка, что и трико Рози, хотя то, наполненное гравием, теперь украшало баррикаду. — В ту ночь на танцах… я от ревности наговорила много такого, что не делает мне чести. Мне жаль, если я задела ваши чувства. Надеюсь, вы все поняли правильно и не обратили внимания. Я просто злилась, что вы красивее меня. Надеюсь, вы простите меня.
— Я вовсе не красивее вас, — мягко заверила ее Рози. Если бы не злой язык Эвелин, она, возможно, не оказалась бы с Боуи той ночью в амбаре. Рози не таила обиду на девушку. — Уверена, вы скоро выйдете замуж.
Эвелин просияла:
— Вы думаете?
Они одновременно обернулись, услышав, что возле полоски тополей вспыхнула ссора. Звуки скрипки оборвались, и все собравшиеся устремили взгляды к костру, разведенному под деревьями.
— Кто назвал меня трусом? — Крик явно принадлежал помощнику шерифа Карлу Сэндсу.
Подвыпивший и возбужденный бурными событиями дня, Клем Зук, с повязкой на отстреленном ухе, заорал в ответ:
— Последний раз я видел твою трусливую задницу, когда ты несся как ошпаренный к дому, подальше от опасности! Здесь есть женщины, которые не побоялись подняться на гребень и уложить нескольких телок. А где же обретался наш сопливый помощничек? Расслаблялся в тенечке, пока настоящие мужчины вместе с женами и вдовами делали всю работу!
Сэндс набросился на него с кулаками.
Боуи и мэр Билл появились как раз вовремя и растащили мужчин, пока дело не дошло до серьезных увечий. Когда Сэндс увидел, кто прекратил драку, он рванулся из удерживавших его рук и плюнул в Боуи, чтобы излить накопившуюся злобу.
— Если вам нужен трус, вот он! Стоун сбежал во время сражения с индейцами и пристрелил безоружного! Надо было повесить его, и дело с концом!
Отец Паулсон выступил вперед.
— Сын мой, ты ведь читал статью в старом номере «Роки-Маунтин ньюс», которую Клив Рассел распространил по городу на прошлой неделе. Теперь мы знаем всю правду о Стоун-Тоусе. Стоун не совершил ничего такого, чего не сделал бы на его месте любой честный человек. Ты что же, поднял бы руку на женщин и детей, пусть даже индейских?
— Может, те статьи про ущелье Стоун-Тоус и не врут, хотя лично я здорово в этом сомневаюсь. Но никто не станет отрицать, что Стоун подло застрелил безоружного человека! Или вы утверждаете, что судья Риверс приговорил невиновного к повешению за убийство?
— Не думаю, что в суде прозвучала вся правда. — Отец Паулсон перевел взгляд на Боуи, стоявшего по другую сторону костра, и несколько секунд задумчиво взирал на него. — Боюсь, судья Риверс поверил лживым показаниям свидетелей. Произошла ошибка. Этот город видел капитана Стоуна в истинном свете и может поручиться, что он настоящий герой.
Сэндс разорвал кольцо сжимавших его рук. Его плечи дрожали от ярости и напряжения, в глазах сверкала ненависть.
— Думаешь, тебе удалось одурачить весь город, герой? Ну тогда ты плохо меня знаешь. Мы с тобой еще сведем счеты.
— Выбор времени за тобой, Сэндс. — Глаза Боуи мрачно сверкнули.
— Чем сейчас не время?
Шериф Гейн, только что водворивший в тюрьму гуртовщиков, протолкался вперед.
— Угомонись, Карл. Пора ехать домой и хорошенько отоспаться. На этот раз ты занял безнадежную позицию. — Вскинув голову, он оглядел настороженные лица. — Здесь не найдется никого, кто не хотел тогда рвануть к дому. Если бы Рози Стоун и ее индеец не поддержали Стоуна, вы все как один прямиком последовали бы за Карлом.
— Клем про то и говорит, — презрительно ухмыльнулся Лем. — Женщина не побоялась выйти из-за мешков, а Сэндс унес ноги.
Чтобы помешать Карлу Сэндсу вцепиться Лему в горло, шериф сбил своего помощника с ног сокрушительным ударом в челюсть. Прежде чем тот повалился на землю, он подхватил его, перебросил через плечо и понес к фургонам.
— Сдается мне, друзья, что вечеринка окончена. Это был длинный день. Самое время запрягать фургоны и отправляться по домам.
После того как последний фургон выехал со двора, Рози, Боуи, Лодиша и Джон Хоукинз переглянулись и, словно сговорившись, двинулись в сторону баррикады посмотреть на вытоптанные акры.
В серебристо-белом сиянии луны произведенное опустошение являло собой еще более печальную картину. Густые тени подчеркивали вмятины и рытвины между комьями земли, оставленными бесчисленными копытами. Истерзанную землю прерии устилала соломенная труха. Со временем прерия снова покроется травой, но пшенице Рози никогда уже не подняться.
Уткнувшись в грудь Боуи, она разразилась горькими слезами.
— На будущий год.
Хотя пшеница, уцелевшая на полях Рози, не могла принести прибыль, полученной от продажи выручки хватило бы на то, чтобы кое-как покрыть зимние расходы. Но душа ушла из уборки урожая, сулившей ранее радостное волнение. Осталось лишь холодное удовлетворение от свершившейся мести.
Даже когда Клем Зук одолжил им единственную в округе жатку Маккормика, Рози не слишком обрадовалась. То, что должно было стать счастливейшим моментом за все последние годы, обернулось продолжением изнурительного труда, ничем не отличавшегося от того, что было прежде. Перевязывая снопы, она часто поглядывала на надгробие Фрэнка Блевинза, тускло блестевшее в лучах жаркого солнца. Ненависть и беспомощность бурлили в ее душе.
В те минуты, когда Рози не думала о Блевинзе и не терзалась из-за потери урожая, она беспокоилась за Боуи.
В памятный День лонгхорнов Рози почувствовала себя ближе к Боуи, чем когда-либо. Вместе они предстали перед лицом смерти и ощутили ее яростное дыхание. Вместе одержали победу вопреки ужасным обстоятельствам.
Но совсем разные мотивы заставили их ринуться за баррикаду — навстречу кошмару обезумевшего стада.
Рози вступила в смертельную схватку потому, что пошла бы за Боуи даже в ад кромешный. Она любила его так беззаветно, что предпочла бы умереть с ним рядом, чем жить без него.
Боуи встал на пути стада, надеясь избавиться от бессмысленной жизни, лишенной будущего. Бросая вызов смерти, он думал, что она примет его. Когда Боуи появился из завесы пыли, Рози прочитала разочарование на его лице. Судьба обманула Боуи.