— Ну да, сейчас уже должен учиться на последнем курсе. Только, похоже, он пойдет по стопам дяди — будет искать счастья в другом месте.
Меган не понравился этот разговор. С тяжелым чувством она достала из сумочки ключ.
— Спасибо, мистер Прайс. У меня много дел. Отправьте отчет по оценке по почте вместе со счетом за ваши услуги.
Меган не желала больше слушать сплетни о человеке, которому пришлось немало вынести в жизни.
— Вам есть где остановиться в городе?
— Я остаюсь здесь.
— Сейчас? Сегодня?
Нед смотрел на нее так, будто перед ним было приведение.
— Сегодня днем прибывает контейнер со всеми моими вещами. Все будет хорошо.
— Вы в самом деле собрались тут жить?
— Загляните ко мне через пару месяцев, — жизнерадостно улыбаясь, предложила Меган. — Вы не узнаете этой усадьбы.
— Ну что ж, разрешите откланяться, — сказал Прайс, всплеснув руками. — Завтра составлю оценочную ведомость и заскочу на почту, чтобы отправить ее вам.
Меган смотрела, как Прайс, сев в машину, подает назад, на асфальтовую дорожку, ведущую от дома к главной дороге. Когда-то это была лишь тропинка, петлявшая по местности, которую иначе как чащобой назвать было нельзя.
Меган окинула взглядом стройные сосны, дубы и тополя, верхушками подпиравшие небо, а корнями уходившие в землю, сплошь поросшую кустарником и увитую плющом. Несколько фруктовых деревьев — все, что осталось от сада, — тонули в сорняках. Но воображение Меган рисовало аккуратные ряды ухоженных яблонь и персиковых деревьев с ветками, гнущимися от сочных плодов. Она словно воочию видела радующий глаз маленький виноградник у амбара и клумбы цветов вдали, у истока ручья, за фруктовым садом. И еще она видела счастливое лицо матери, улыбчивое и доброе.
Меган открыла грубо отесанную дверь дома и вошла внутрь. Окинув взглядом длинный коридор, она поняла, почему Прайс пришел в такое недоумение, когда она сказала, что останется здесь. Дом казался нежилым и давно заброшенным.
Дождь лил не переставая. Казалось, в этом апреле солнце так и не выглянет из-за туч. Еще один день взаперти — и можно сойти с ума. Нет, Меган вообще-то была не против посидеть дома, но не две недели подряд! Отчаявшись дождаться солнца, она выглянула в окно; убедившись, что дождь перестал, надела резиновые сапоги и вышла прогуляться.
По дороге к амбару она развлекала себя, старалась представить до мелочей, как преобразится участок у дома, когда колодец будет приведен в порядок, когда будет переоборудована и модернизирована гончарная мастерская. Пожалуй, надо еще устроить отдельный отсек для ремонта сельскохозяйственных орудий. Коптильня обретет новую крышу. Впрочем, не известно, понадобится ли ей коптильня. Меган не представляла себя в роли забойщика скота. Но цветов уж точно будет в достатке, сказала она себе, переступая через очередную грязную лужу на тропинке, ведущей к амбару. Возможно даже, она посеет полевые цветы на той лужайке, что напротив кукурузного поля. Хлев станет вновь обитаем: там появится живая скотина, но только пусть у этих животных не будет рогов.
За амбаром и хлевом тропинка сужалась. Она вела к небольшой речушке, скорее, ручью. Из-под земли бил ключ, и мать Меган, помнится, гордо именовала этот ключ источником.
Меган замедлила шаг — мешала поросль шелковицы и других диких ягодников. Шиповник больно колол ноги. Вскоре тропинка кончилась, и перед Меган возникла неодолимая преграда из кустов одичавшей смородины со спутанными ветками. Но ключ бил где-то совсем рядом. Меган чувствовала запах сырости и слышала, как вода журчит по камням. Шагнув к кустам, Меган вновь остановилась в нерешительности.
— На вашем месте я бы не стал пытаться.
Меган резко обернулась.
Этого незнакомца нельзя было назвать красивым, но мужественности ему было явно не занимать. Темные глаза пристально смотрели из-под чуть нависающих бровей. Такие лица любят лепить скульпторы. Крупные, резкие черты, минимум округлых линий — плоскости и углы. Свет и тень, и никаких полутонов — драматическая игра черного и белого. Он мог бы произвести впечатление подавляющей мрачности, если бы не волосы — неожиданно мягкие, выбеленные солнцем и вьющиеся кольцами. Он зачесывал их на косой пробор, так что челка падала на высокий и чистый лоб. Нос был слегка длинноват, чтобы считаться классическим, а рот — самый восхитительный из тех, что Меган доводилось видеть.
Он молчал, но уходить никуда не собирался. Просто стоял футах в десяти от нее и сверлил ее взглядом. Одетый в линялые джинсы, высокие сапоги и светло-бежевую потертую замшевую куртку, он был по-юношески строен и, если бы не седые пряди в волосах и кое-где прорезавшие лицо морщины, выглядел бы значительно моложе своих лет.