Он лег рядом, обнял ее и нежно, как ребенка, прижал к себе.
— Поговори со мной, Меган.
Она уткнулась лицом в ложбинку у его ключицы. Пульс Натана стучал у нее в висках. Он стремился к страсти, а вынужден был довольствоваться нежностью, и, как бы хорошо ни владел собой, дыхание его выдавало. Ему было больно, но и ей было не легче.
— Не заставляй нас ждать, дорогая. Мы нужны друг другу.
— Прости, — сказала она, — я хотела… я думала…
— Что с тобой, моя сладкая?
— Я все испорчу… Я не могу причинить тебе такую боль.
Натан закрыл глаза. То, что мешало ей отдаться чувствам, коренилось слишком глубоко в ней. Она и сама едва ли понимала, в чем дело. Но Натан, кажется, догадался, в чем причина. Наверное, со смерти мужа у Меган никого не было.
— Меган, слышишь меня? — осторожно поинтересовался он.
Она молчала.
Натан повернулся на бок и убрал с ее лица прядь волос. Он смотрел ей прямо в глаза.
— У тебя никого не было после Дэна, да?
— Никого.
Натан вспоминал их первую встречу. Уже тогда он заподозрил, что эта женщина так просто ничего не отдаст. Не отпустит. Но поверить в то, что она хранила верность погибшему мужу? Если бы Натану сказали об этом неделю назад, он ни за что не поверил бы. Такая красивая и соблазнительная женщина, как Меган, и три года одна?
Но сейчас он верил ей.
— Ты боишься?
— Не тебя.
Натан облегченно вздохнул.
— Это хорошо. Я бы никогда не обидел тебя, Меган. Клянусь.
Он пытался разглядеть выражение ее глаз в сумраке спальни.
— Но я могу сделать тебе больно.
Сейчас она казалась Натану прекраснее, чем когда бы то ни было прежде.
— Я отвечаю за свои поступки.
Натан провел ладонью по ее плоскому животу, коснулся бедра, крутым изгибом обозначавшего узкую талию, затем просунул руку между бедрами.
— Если ты меня не боишься, то в чем дело?
— Я боюсь себя. Того, что со мной происходит, когда я с тобой рядом… когда ты касаешься меня.
— Со мной тоже все именно так, — с нежной улыбкой сказал он.
— Ты не понимаешь.
Она отвернулась.
— Тогда помоги мне понять.
Он водил ладонью по внутренней стороне ее бедер, затем накрыл ладонью лоно. Она замерла и приподнялась навстречу его руке.
— Это… Я чувствую себя… неверной.
Натана охватил гнев. Он не понимал, отчего почувствовал злость. Ведь он хотел помочь ей избавиться от страха. Но избавить ее от ощущения неверности? Этого он никак не ожидал.
Как мог бы он соперничать с Дэном? И вообще — хотел ли он соперничать с кем-либо?
Какой же выбор у него оставался?
Она выскользнула из его объятий, и, словно в ответ, по его телу пробежала судорога. Он крепко закрыл глаза и попытался обдумать ее слова. Затем сел, опустив ноги на пол. Замер на несколько секунд, потом встал, подошел к окну. Дождь, как он и ожидал, прекратился. Ветерок перебирал листья двух росших по соседству с домом дубов. Натан прислушался к негромкому шелесту, надеясь получить желанный ответ.
«Время бежит так быстро, — думал он. — Еще несколько недель — и он будет стоять вот так у окна и вдыхать медовый аромат жимолости, который станет приносить ему южный ветер со стороны дома Ван Херлика». Но сейчас ноздри его наполнял запах женщины.
— Натан?
Она обняла его сзади за талию. Он судорожно сглотнул.
— Пожалуйста, пойми.
В ее голосе звучала печаль, грозившая разбить его сердце.
— Я понимаю, дорогая. В том-то вся и беда. Я действительно тебя понимаю.
Обернувшись, он взял ее за руки и завел их себе за спину. Вот так. Когда она обнимает его, кажется, что все идет как надо. Притянув ее еще теснее, он поставил подбородок ей на макушку, потерся о ее волосы. Он уже привык к запаху ее волос и к их прикосновению к его коже. И черт побери, ему очень нравилось и то и другое.
— Я уважаю твои чувства, Меган. Дэн Эшвуд, должно быть, был потрясающим мужчиной.
Меган слегка подалась назад, чтобы видеть его глаза.
— Натан, — сказала она, — ты потрясающий.
— Не надо, — хрипло проговорил он. — Я хочу тебя, Меган. Я никогда никого не хотел с такой силой, но…
Он замолчал и обхватил ладонями ее лицо.
Его взгляд, как показалось Меган, проник в самые глубины ее души и сердца.
— Но что? — спросила она.
— Я уже говорил об этом. Что мое — то мое, дорогая. Каждую минуту, которую ты мне дарила и даришь, я буду лелеять как свое сокровище, как достояние, принадлежащее мне одному. Ничто не длится вечно, — с улыбкой сказал он, — но пока мы вместе, будь я неладен, если стану тебя с кем-то делить.