Но отчего-то Меган было не все равно, что о ней подумает Натан Кинкейд, и этот факт злил ее.
— Должно быть, я куда-то засунула это письмо. Постараюсь его отыскать. Впрочем, сути дела оно не меняет.
— Так, выходит, Наоми вам ничего не рассказывала?
Натан смотрел на нее с растущим любопытством.
— О ваших с ней делах — ничего.
Натан неловко переминался с ноги на ногу. Меган торжествовала. Вот теперь ее черед заставить его испытать неловкость.
— Наоми была гордой женщиной, — заговорил он. — У нее было много земли и мало наличности. Она не могла платить налоги. Я узнал об этом и предложил ей оплачивать ее налоги. А продать мне пастбище она предложила сама.
— Если бы ей нужны были деньги, она бы мне об этом сказала! — запальчиво воскликнула Меган.
— Но ведь она ничего не говорила вам, не так ли?
— Я хочу видеть документ, который она подписала, — ледяным тоном парировала Меган.
— Я принесу его вам, как только представится случай. И вы в любой момент можете получить деньги со счета. На самом деле сумма на счету не такая уж большая.
— Что значит «не такая уж большая»?
— Я не вор, миссис Эшвуд, — процедил Кинкейд, блеснув темными глазами. — И я не из тех, кто извлекает выгоду из трудностей, в которые попадает старая одинокая женщина.
Старая одинокая женщина? Это он о ее матери?
— А покуда, — продолжал Кинкейд, — я бы на вашем месте не стал нарушать границы этого пастбища. Мне не хотелось бы, чтобы вы случайно познакомились с одним из моих быков.
— До тех пор, пока я не увижу этой вашей бумаги, — подбоченясь, заявила Меган, — я буду считать вас злоумышленником, нарушающим границы моей собственности, мистер!
Меган круто развернулась, но, поскользнувшись, рухнула на спину, вскрикнув от неожиданности.
— Да, вы правы, — сказал Натан, с трудом сдерживая смех, — тут вы в точку попали.
Меган поднялась на ноги и снова упала, поскользнувшись на той же коровьей лепешке.
Натан взял ее под руки и легко, словно пушинку, поднял и поставил на ноги. Когда его ладонь фамильярно легла ей на ягодицу, Меган, задохнувшись от возмущения, воскликнула:
— В чем дело?
— Простите, я не хотел показаться грубым, — извинился он как ни в чем не бывало. — Я хотел вас немного почистить. Лучше очистите подошву о траву, не то снова упадете.
Кровь ударила Меган в голову. И дело было не столько в этом дурацком падении, сколько в том, как Натан Кинкейд помог ей подняться. Когда ее коснулись его сильные, натруженные руки, она на какую-то долю секунды почувствовала себя под надежной защитой. И чувство это было столь же необъяснимо, как и реакция ее тела на его прикосновение.
Он окинул ее медленным взглядом.
— С вами все в порядке, янки?
— Янки? — переспросила она и ответила: — Абсолютно все в порядке! Кстати, я такая же южанка, как и вы!
В глазах его заблестели искры веселья, но губы оставались сурово сжатыми.
— Тогда вы должны знать, что не стоит забираться на пастбища, которые вам не принадлежат.
— Мы еще увидим, кому принадлежит это пастбище!
Меган стремительно развернулась и чуть было снова не потеряла равновесие. Бормоча что-то себе под нос, она вытерла подошву сапога о траву и с гордо поднятой головой решительной походкой направилась к амбару, не замечая несущегося вслед смеха. Эта земля принадлежала нескольким поколениям ее предков, и мать ни за что не продала бы никому ни пяди. Особенно Натану Кинкейду.
Но черт возьми, так трудно думать о делах, когда сталкиваешься с таким мужчиной! Черт бы побрал эти тигриные глаза и совершенное тело! Божественное тело… Кем это он себя возомнил?
Меган запретила себе думать о нем, но, как ни старалась, мысленно все время возвращалась к встрече на пастбище, вспоминала его пленительное тело, его волевое, мужественное лицо, его волосы, местами выбеленные солнцем, местами — жизнью, и глаза, способные не только скользить по поверхности, но и проникать внутрь, прожигать насквозь, буравить и вытаскивать на свет потаенную правду.
И ночью, засыпая, она продолжала вспоминать о нем. У Натана были самые широкие и самые сильные плечи из тех, что ей доводилось видеть.
Проклятие! Зачем она думает об этом упрямом грубияне? Разве его можно поставить рядом с Дэном?
Дэн был для нее всем: нежным, любящим мужем, лучшим другом, заботливым отцом. Идеальным спутником жизни. Кто виноват, что он умер тогда, когда она в нем нуждалась больше всего? Но и она всегда была ему верным другом. Меган помнила слова, которые он любил повторять: «Малышка, ты одна и даешь жизнь моему мотору!»