— Да, моя хорошая, очень важно быть независимой. Но можно многое пропустить в жизни, если думать о том, что может случиться что-то плохое. И уж конечно, ни в коем случае нельзя терять человека, которого любишь.
— Вы обо мне? — спросил Престон. — Меня-то она точно не упустит. Вернее, я ее не отпущу. Тутти надо попробовать расправить крылья, но, — и тут он тихонько засмеялся, — у меня есть один секрет. Я никогда не говорил ей об этом, но я держу ее на крепком шнуре, и когда она захочет полететь, то полетит, а далеко улететь от меня не сможет. Мне стоит лишь чуть-чуть потянуть за тот невидимый шнур.
Тутти и Престон давно ушли, а Меган так и не могла уснуть. То и дело ей приходилось переворачивать подушку прохладной стороной. Ну почему она не додумалась до этого сама? Ведь невидимая нить, которой привязал ее к себе Натан Кинкейд, так никуда и не исчезла.
Уезжая в Фармвилл, Меган мечтала о переменах, и начало весны было лучшим временем для начала новой жизни. Смена сезонов. Возрождение к жизни. Впрочем, в Нью-Йорке она тоже с нетерпением ожидала смены сезона, но совсем по иным причинам. Она натянула черные колготки, заправила блузку в прямую черную юбку, накинула темно-серый жакет. Это лето выдалось особенно душным. Еще более жарким, чем прошлое, когда она вернулась сюда из Фармвилла. Она ненавидела одежду, в которой вынуждена была ходить на работу. Взяв портфель, Меган побежала на кухню, чтобы сделать последний глоток кофе перед выходом.
Проходя мимо холодильника, Меган бросила взгляд на приклеенные к нему записки. Ужин с Клайвом Кесслером. Позвонить Тутти.
Для Меган встречи с Тутти всегда были приятной эмоциональной встряской. Меган знала, что Престон собирался приехать в Нью-Йорк на несколько дней, чтобы побыть с Тутти. В Йеле у него начались каникулы. Можно было бы пригласить их в гости обоих. Теперь, когда упоминалось имя Натана, Меган почти научилась держать себя в руках, хотя неловкость все равно ощущалась. «Как только научишься искусству скорби, — говорила она себе, — ты почувствуешь, что становится легче. Ты научишься скрывать свои чувства. И в один прекрасный день проснешься и поймешь, что боли почти нет. А есть лишь смирение и воспоминания. И единственное, на что годятся эти воспоминания, — это вызывать спасительные слезы. Но и слезы будут приходить реже». А пока она все еще плакала слишком часто.
До сих пор она ясно видела тот разросшийся куст шиповника, слышала журчание ручья и голос Натана.
«Будь я на вашем месте, я не стал бы пытаться».
А еще она видела его глаза. Такие темные. Глаза, которые дразнили, смеялись, подтрунивали, угрожали и… да, любили. Он любил ее, и она об этом знала. Беда была в том, что он не захотел разделить с ней свою жизнь. Разделить с ней всего себя.
Она смирилась с возможностью однажды потерять его, как потеряла Дэна. Даже если у них все и получится. Жизнь не дает никаких гарантий. Меган научилась принимать этот факт как должное. Чего она не могла принять — так это того, что ее оставляют за дверью. Захлопывают перед ней дверь. Жить без Натана было пыткой, но жить с человеком, который не вылезает из своей скорлупы, — это настоящий ад.
«Я не стал бы пытаться».
Часы на кухне начали бить как раз в тот момент, как в гостиной зазвонил телефон. Меган уже была одной ногой на лестнице, но телефон упорно звонил. Она не выдержала и вернулась. Может, это Клайв? Хочет отменить ужин. Вот было бы здорово!
— Алло.
— Меган, это ты?
Меган быстро перевела дух, но воздуху все равно не хватало. Голова шла кругом. Перед глазами поплыли круги. Она умоляла сердце немного успокоиться.
— Натан?
— Не знал, застану ли тебя.
Она чувствовала такую слабость, что боялась уронить трубку. Боже, как она любила этот голос!
— Я уже уходила.
После краткой паузы он спросил:
— У тебя найдется минутка?
Меган слишком ясно помнила все обстоятельства того дня, когда Натан задал ей тот же вопрос. В последний день ее пребывания в Фармвилле Натан стоял, засунув по обыкновению руки в карманы, и смотрел на нее так, как будто никак не мог решить, как быть с ней. Но она, Меган, в отличие от Натана и тогда, и сейчас очень хорошо знала, чего хочет, и чувствовала то же натяжение, подобное натяжению шнура, не отпускавшего в свободный полет, удерживающего ее подле Натана.
«Мне нужна минута», — сказал он тогда.
А ей нужна была целая жизнь.
Меган перевела дух.
— Да, могу уделить тебе минуту, но не более. Такси уедет, не дождавшись меня.
Он засмеялся, и Меган обессиленно опустилась в кресло.