Он отвернулся от меня, казалось, глубоко задумавшись.
Наконец, он сказал:
– Она поверила тебе? Насчет подруги. Я не могу рисковать из-за её подозрений.
– Она может не верить мне, – ответила я, – но она не заподозрит нас.
– Иди и прими душ, – сказал он. – Я подумаю над этим.
– Если я приму душ, – засмеялась я, – не стану ли опять вся грязная потом?
– Нет, – усмехнулся он, отстраняясь от меня. – Достаточно. Если ты останешься на ночь, то только для того, чтобы спать.
Приняв душ, я вышла, и он не стал настаивать, чтобы я ушла. Я заползла к нему в постель, как и хотела, а он обнял меня, прижав к себе, пока мы не уснули.
***
От звона будильника я проснулась толчком, в кромешной тьме. Хантер заворочался и слез с кровати, отпуская меня.
– Что происходит? – сконфуженно спросила я.
– Тебе надо уходить, – сказал он.
Я посмотрела на тумбочку и увидела, что еще четыре тридцать утра.
– Еще очень рано, – возразила я.
– Правильно, – сказал Хантер. – Ты не можешь опоздать снова. Я не хочу тебя уволить, Элис.
Хантер включил свет, и я увидела его идеальное татуированное тело, обтянутое только в трусы. У него член был каменно-твердым.
– Твое, – начала говорить я, указывая вниз, – ты хочешь...
– Это происходит по утрам, – ответил он. – Одевайся.
Я потянулась, зевая. Понимала, он прав – я не могу опоздать снова. Несмотря на то, что очень хотела остаться с ним лишний час в постели, это не стоит моей стажировки. Я очень серьезно настроена добиться успеха во всем, что начинаю, и не только в соблазнении Хантера.
– Я хочу принять душ, – сказал он, – и потом отвезу тебя...
– Нет, – сказала я. – Вызову такси. Не хочу, чтобы мама что-то заподозрила.
– Ты уверена?
– Да, – кивнула я. – Уверена. Она не должна заподозрить нас, Хантер.
– Она и не сможет, – сказал он. – Потому что, между нами, ничего не будет, пока я притворяюсь, что с ней в отношениях.
Я улыбнулась, но знала, он обманывает себя. Удивлюсь, если он продержится больше нескольких дней.
***
Когда я приехала домой мама, к сожалению, уже проснулась.
– Хэй, – сказала я.
– Привет, – сказала она.
– Ты сердишься?
– Нет, – сказала она. – Меня, правда, не волнует, что ты делала прошлой ночью, пока ты снова не опоздаешь на работу.
Я не почувствовала желание закатить глаза, но не хотела злить её. Работа – единственное, что она ценит. Я могла продавать свое тело за героин, но главное, чтобы я не опоздала на работу и ничего страшного, правильно?
– Что ты думаешь о Ханте? – спросила она, убирая кофейник в раковину.
– Думаю, он не в твоей лиге, – сказала я, рассмеявшись.
– Не будь стервой, – сказала мама. – Будешь кофе?
– Да, конечно.
Она указала на чашку, и я присела.
– Наверное, он не хотел бы, чтобы я рассказывала тебе всё, но мне хотелось бы, чтобы ты поняла...
– Ты не обязана оправдываться передо мной.
– Не обязана, – сказала она, – но, пожалуйста, выслушай меня.
Я позволила ей продолжить не потому, что хотела помочь ей облегчить совесть, а потому, что хотела узнать больше о Хантере.
– В старшей школе я встречалась с его старшим братом, – сказала она, – но он умер.
Я отпила кофе, ожидая продолжения.
– После того, как ты родилась, – сказала она, – эм, это было через несколько лет после смерти Дэймона...
– Дэймон – это старший брат Хантера?
– Да, – сказала она. – Твой отец и я не ужились. Совсем нет. Он был хорошим отцом, и я не знала, что...
– Ты хреновая мать, продолжай, – сказала я.
Мама посмотрела мне на руки, у неё дернулись пальцы, и она отвела взгляд.
В первый раз мы говорили о том, что произошло, и разговаривали, как взрослые. Но всё равно я чувствовала себя обиженным маленьким ребенком рядом с ней. Сарказм и ожесточение – моя единственная защита.
– Мне жаль, Селиа, – сказала она. – Это правда. Я заботилась о тебе, но отец не хотел, чтобы я участвовала в воспитании после того, как ушла.
– И ты согласилась с этим, – сказала я, пристально разглядывая свою чашку с кофе.
– Я не согласилась с этим, Селиа. Мне было больно. Ты должна это понимать. Но думала, твой отец был прав, и тебе будет лучше с одним любящем родителем, чем с двумя людьми, которые постоянно пытались перегрызть друг другу глотки. Мне ужасно больно каждый раз, когда думаю об этом, но правда, думаю, что я ужасная мать. Не пытаюсь смягчить свою вину и вызвать у тебя жалость... это просто то, что я чувствую.
Я начала чувствовать немного сожаления к ней, но не настолько, чтобы сказать что-то.