-- Ну, а Бельгия?
-- И в отношении Бельгии то же самое.
Фон Борк покачал головой.
-- Едва ли. Ведь с ней договор, безусловно, существует. Нет, от такого позора Англия тогда вовек не оправится.
-- По крайней мере у нее будет временная передышка.
-- Но честь страны...
-- Э, дорогой мой, мы живем в век утилитаризма. Честь -понятые средневековое. Кроме того, Англия не готова. Это просто уму не постижимо, но даже наше специальное военное налогообложение в пятьдесят миллионов, цель которого уж кажется так ясна, как если бы мы поместили о том объявление на первой странице "Таймса", не пробудило этих людей от спячки. Время от времени кто-нибудь задает вопрос. На мне лежит обязанность отвечать на такие вопросы. Время от времени вспыхивает недовольство. Я должен успокаивать, разъяснять. Но что касается самого главного -- запасов снаряжения, мер против нападения подводных лодок, производства взрывчатых веществ, -- ничего нет, ничего не готово. Как же Англия сможет войти в игру, особенно теперь, когда мы заварили такую адскую кашу из гражданской войны в Ирландии, фурий, разбивающих окна2, и еще Бог знает чего, чтобы ее мысли были полностью заняты внутренними делами? -- Ей надлежит подумать о своем будущем.
-- А, это дело другое. Я полагаю, у нас есть наши собственные, очень определенные планы относительно будущего Англии -- ваша информация будет нам тогда крайне необходима. Мистер Джон Буль может выбирать -- либо сегодня, либо завтра. Желает, чтобы это было сегодня -- мы к тому готовы. Предпочитает завтрашний день -- тем более будем готовы. На мой взгляд, с их стороны благоразумнее сражаться с союзниками, чем в одиночку; но уж это их дело. Эта неделя должна решить судьбу Англии. Но вы говорили о вашем тайнике.
Барон уселся в кресло. Лучи света падали прямо на его широкую лысую макушку. Он невозмутимо попыхивал сигарой.
В дальнем конце просторной комнаты, обшитой дубовой панелью и уставленной рядами книжных полок, висела занавесь. Фон Борк ее отдернул, и фон Херлинг увидел внушительных размеров сейф, окованный медью. Фон Борк снял с часовой цепочки небольшой ключ и после долгих манипуляций над замком распахнул тяжелую дверцу.
-- Прошу, -- сказал он, жестом приглашая гостя и сам отступая в сторону.
Свет бил в открытый сейф, и секретарь посольства с живейшим любопытством разглядывал его многочисленные отделения. На каждом была табличка -- водя по ним взглядом, фон Херлинг читал "Броды", "Охрана портов", "Аэропланы", "Ирландия", "Египет", "Укрепления Портсмута", "Ламанш", "Розайт"3 и десятки других. Все отделения были набиты документами, чертежами и планами.
-- Грандиозно! -- сказал секретарь. Отложив сигару, он не громко похлопал мясистыми ладонями.
-- И всего за четыре года, барон. Не так уж плохо для помещика, выпивохи и охотника. Но бриллианта, который должен увенчать мою коллекцию, здесь еще нет -- скоро он прибудет, и ему уже приготовлена оправа.
Фон Борк указал на отделение с надписью "Военно-морская сигнализация".
-- Но ведь у вас тут уже достаточно солидное досье...
-- Устарело, пустые бумажки. Адмиралтейство каким-то образом проведало, забило тревогу, и все коды были изменены. Да, вот это был удар! Никогда еще не получал я такого афронта. Но помощью моей чековой книжки и молодчины Олтемонта сегодня же вечером все будет улажено.
Барон глянул на свои часы -- у него вырвалось гортанное восклицание, выразившее досаду.
-- Нет, право, больше ждать не могу. Вы представляете себе как сейчас все кипит на Карлтон-Террас4, -- каждый из нас должен быть на своем посту. Я надеялся привезти новости о вашем последнем улове. Разве ваш Олтемонт не назначил точно часа, когда придет? Фон Борк пододвинул ему телеграмму: "Буду непременно. Вечером привезу новые запальные свечи. Олтемонт".
-- Запальные свечи?
-- Видите ли, он выдает себя за механика, а у меня тут целый гараж. В нашем с ним коде все обозначено терминами автомобильных деталей. Пишет о радиаторе -- имеется в виду линейный корабль, а насос для масла -- это крейсер. Запальные свечи -- значит военно-морская сигнализация.
-- Отослано из Портсмута в полдень, -- сказал секретарь, взглянув на телеграмму.
-- Между прочим, сколько вы ему платите?
-- Пятьсот фунтов дам только за это поручение. И еще, конечно, плачу регулярное жалованье.
-- Недурно загребает. Они полезны, эти изменники родины, но как-то обидно столько платить за предательство.
-- На Олтемонта мне денег не жалко. Отлично работает. Пусть я плачу ему много, зато он поставляет "настоящий товар", по его собственному выражению. Кроме того, он вовсе не изменник. Уверяю вас, что касается отношения к Англии, то наш самый прогерманский юнкер -- нежный голубок по сравнению с озлобленным американским ирландцем.
-- Вот как! Он американский ирландец?
-- Послушали бы, как он говорит, у вас не осталось бы на этот счет сомнений. Поверите ли, иной раз я с трудом его понимаю. Он словно бы объявил войну не только Англии, но и английскому языку. Вы в самом деле больше не можете ждать? Он должен быть с минуты на минуту.
-- Нет. Очень сожалею, но я и так задержался. Ждем вас завтра рано утром. Если вам удастся пронести папку с сигнальными кодами под самым носом у герцога Йоркского5, можете считать это блистательным финалом всей вашей английской эпопеи. Ого! Токайское! Он кивнул на тщательно закупоренную, покрытую пылью бутылку, стоявшую на подносе вместе с двумя бокалами.
-- Позвольте предложить вам бокал на дорогу?
-- Нет, благодарю. А у вас, по-видимому, готовится кутеж?