Наверное, впервые в жизни она забыла про свои мечты, чтобы полностью окунуться в реальность, что представлял собой этот мужчина и его рука плотно накрывшая, чисто выбритую промежность.
Волос там быть и не должно. С ними очень жарко по сцене. С Ромой очень жарко везде, особенно когда один из его пальцев коснулся влаги.
Рома затаил дыхание, поднял руку к лицу и, не отрывая взгляда от девушки, втянул носом воздух. Одно такое простое действие повергло Аню в трепет и отчаянный восторг. Она задыхалась от счастья.
Никогда еще она не чувствовала, что близка к обмороку. Такого не было даже после изнуряющих репетиций.
Она невольно взглянула вниз. Всего на мгновение, чтобы увидеть, как близко ее раскрытые лепестки были от его твердыни, что очень явно выделялась сквозь тонкие, форменные штаны.
Света почти не было, и их тела казались наполненными синим мерцающим цветом, словно сотканные самой ночью, готовые переплестись в любой момент.
Но Рома не спешил. Больше некуда торопиться. Дверь закрыта. На этаже почти никого, а перед ним самое желанное блюдо, что когда-либо бывыло на его столе.
Мысли вокруг нее крутились самые пошлые и развратные. Раскинутые в сторону, в самой вызывающе позе, ноги только добавляли огня чреслам, вызывали стояк такой силы, что болело все тело. В предвкушении. В преддверии. В неизбежности пронзительного удовольствия, что он знал, ждало ему в узком влагалище.
Настолько сладко пахнущем, что кружилась голова.
Она была здесь и она знал, что она готова. Готова для него. И в голове он уже стянул штаны и вставил. В голове, он уже насаживает ее на свой член со скоростью центрифуги. В голове она уже давится его спермой и слизывает ее с губ.
Но меньше всего ему хотелось видеть страдания на красивом лице. Нет, сначала он ее подготовит, сделает все, чтобы свой первый раз она запомнила навсегда. Все, чтобы всех своих будущих мужчин она сравнивала с Ромой.
Его рука была все еще возле губ, а Аня наконец подняла взгляд и почти задохнулась от той бездны похоти и страсти, что светилась в его черных глазах.
Напряженное лицо, со стекающей по виску каплей пота казалось Ане самым прекрасным произведением искусства, и она была счастлива, что он смотрит именно на нее.
Что именно ее он выделил среди целой вереницы женщин, по нему сохнущих, как орхидеи. Он был тем источником, из которого хотела пить каждая, но достался Ане.
– Впрочем, – прочистила она горло и занемевшими руками подцепила край его рубахи, уже в нетерпении снова увидеть спортивное тело. – Вы же мой врач, как я могу не доверять вам.
Легкая ухмылка, небрежный кивок и вот его губы почти касаются ее, обдавая горячим свежим дыханием.
– Тогда будь послушной девочкой и расслабься. Сегодня я сделаю все сам, – произнес он тоном, не терпящим возражений и жадно коснулся ее губ, которые от прикосновения тут же закололо, а в теле началась настоящая буря.
Аню кидало то вправо то влево, тело содрогалось от переизбытка эмоций, но женская рука, накрывшая грудь посередине заставила замереть на месте и принимать все, что собирался сделать Сладенький.
Единственное, что ей было позволено это стянуть с него рубашку, и провести кончиками пальцев по выступающим мышцам на груди и животе.
От ее голодного взгляда эго тридцатилетнего мужчины не могло не подняться столько же стремительно, как недавно поднялся член.
Он уже готовился к своей операции, дрожа в предвкушении сделать надрез во влагалище и подарить этому миру новую сексуальную женщину.
Но как бы не изнывал живой скальпель, сам врач наслаждался преддверием удовольствия.Расстегнул пуговички на светлой пижамке, развел полы в сторону и долго-долго смотрел на выпирающие соски.
Манящие. Дерзкие. Яркие в этом свете, как вишенки на самом изысканном десерте. Их хотелось взять в рот, их хотелось запечатлеть кистью художника. На женскую грудь в принципе можно смотреть бесконечно. Но эти два небольших, округлых полушария казались настоящим совершенством.
– Рома, – часто задышала Аня и уже хотела от смущения прикрыть грудь, настолько остро чувствовала его взгляд, от которого острые вершины сладко ныли.
– Не смей, никогда не смей от меня скрываться, – резкий тон и руки отброшены, а большие мужские ладони накрывают девичью грудь, линиями жизни ощущая твердость бутонов. – Ты очень горячая и сердце бьется слишком часто. Боюсь, как бы не пришлось вкалывать тебе успокоительное.
Аня хотела бы усмехнуться, но ладони, массирующие ее грудь, глаза предельно внимательное, следящие за ее лицом не дали и тени улыбки проскочить на губах.