Так нельзя. Эти чувства настолько ненастоящие, что начинают казаться если не сном, то эффектом галоперидола.
– Ром… Не тяни, я уже на грани.
– Знаю. – Я и сам уже за гранью.
Она открыла глаза и больше ничего не осталось. Мир сузился до размеров салона машины.
– Рома, времени мало, мне к восьми, – тихо напомнила Аня, и я услышал «Давай скорее, я не могу больше ждать».
– Попроси, – предложил я, терзая как её, так и себя. Но я хотел услышать, что она здесь добровольно. Я желал знать, что она не считает себя привязанной. Она должна сама, добровольно быть со мной.
– Рома, – зазвенел ее голос, а в глазах полыхнул огонек гнева. – Ну, сколько можно, я сейчас начну думать, что не нравлюсь тебе.
Я продолжал ласкать её лицо рукой, постоянно задевая кожу на шее и маленькое розовое ушко. Она вздрогнула и теснее свела бедра, между которыми наверняка уже проплыл Ной на своем ковчеге.
– Попроси Птичка, и я покажу, как ты нравишься мне.
– Как? – хрипло спросила она на грани шепота.
– Возьми в рот.
Она широко распахнула глаза, и задышала еще чаще, если это возможно, и невольно сжала член, на котором покоилась её рука.
– Я не умею.
Улыбка скользнула по моим губам. Как же мне нравилось это её неопытность, как же нравилось её учить.
– Я уверен, у тебя получится, – наклонился я к малышке и поцеловал, одной рукой спускаясь от лица, и расстегивая пуховичок, а другой свой ремень и ширинку.
Она простонала мне в рот, когда в ее руку легла крупная головка члена, а в мою её грудь.
Аня сама прекратила поцелуй, и выдохнула:
– Что делать?
Бесхитростность вопроса просто снесла мне крышу. Я сжал грудь сильнее, и вновь взял в плен её губы и язык, точно так же как желал оказаться в плену ее рта.
– Держи зубки за губами и…соси.
Аня умница быстро все поняла, и кивнула, прикусив нижнюю губку от возбуждения.
Её рука сжала основание члена и стала водить по нему рукой. Сначала медленно, потом все быстрее.
– Ртом, Аня, – сдавленно пробормотал я. Жар внизу живота становился невыносимым, а вчерашний секс не мог утолить голод, вызванный недельным воздержанием.
Да, ее руки были приятными и нежными, но со шелковой глубиной рта не сравниться ничего.
Меня пробрало до самого сердца, когда ее язык коснулся головки, слизнул прозрачную капельку. Я не смог сдержать стона и знал, что ей нравится его слышать.
Я слишком привык быть сдержанным. Но разве можно терпеть, когда влажные губки обхватывают член, и скользят по нему. Так медленно, так невыносимо медленно.
– Быстрее, – потребовал я, но плутовка не послушалась, продолжая ласкать нежную кожу члена языком, то полностью вбирая глубоко в рот, то полностью выпуская.
– Издеваешься? – поинтересовался я, заставив её посмотреть на себя.
– Тебе можно, а мне нельзя? – Глаза горели неистовым возбуждением.
Я прижался к влажным губам своими, и прорычал в них:
– Сейчас тебе можно все.
И пока мой язык активно шарил в жарком рту, руки уже сами подтягивали напряженное тело на себя, одновременно, разрывая такой раздражающий капрон.
Аня уже горела в моих руках. Целуя щеки, губы, шею, она терлась об меня, широко, так охренительно широко, раздвинув ноги, и стягивала с меня дубленку. Я повел плечами, помогая ей, уже откидывая ее верхнюю одежду на заднее сидение. Моя, отправилась следом.
Тяжелое, горячее дыхание смешивалось, сердца бились в унисон. Больше не было недомолвок, сомнений, обид. Была только дикая, порочная, неприкрытая ничем похоть.
В такой тесноте снимать нижнее белье было крайне неудобно. Я ловко перебравшись с Аней на руках на пассажирское сидение, нетерпеливо отодвинул интимную полоску ткани в сторону. Не медля, я коснулся головкой члена истекающего влагой входа. В рай. Или нет. Мой личный ад.
Она резко выдохнула и вцепилась ногтями мне в шею, обостряя чувства, когда я одним резким движением погрузился в горячее, влажное, до помрачения рассудка узкое пространство.
В голове толчками стучала кровь, и я шепнул ей в шею:
– Ох, Аня. Охуеть.
– О, Рома. Да, – пискнула она мне в плечо, а я сжал её бедра руками, уже прекрасная зная, как легко остаются там отметины. Мои отметины.
Последний решающий поцелуй и желание не оставило больше ничего, кроме резких движений и острого чувства нехватки воздуха.
Я натурально задыхался от того насколько естественным казался этот процесс, насколько сильно он захватывал сознание, не оставляя ничего кроме этого движения. Вглубь и назад. И снова. И еще.
– Еще! – ласкала она мою шею губами, то прикусывая, то поглаживая.