– Не ори пожалуйста, мы в машине, – попросила она так тихо и испуганно, что меня сразу отпустило. Особенно когда я понял, что превысил допустимую отметку скорости.
. – Значит, ты все-таки винишь меня, – вдруг сказала она и я чертыхнулся, увидев слезы. О, это страшное женское оружие. Страшное потому что Аня никогда им не пользовалась, а значит, плакала по-настоящему.
– Аня. Никогда ничего нельзя знать наперед понимаешь. Но нужно предотвращать неприятности заранее. Хотя бы стараться, – попытался я втолковать ей истину жизни, останавливаясь у старинного здания с колоннами и высокой лестницей, где и располагалось учебное заведение выпускающее танцоров.
– Ребенок не может быть неприятностью, – изрекла Аня, и я тяжело вздохнул. Сама же все понимает и все равно спорит. Самой ведь не нужен сейчас
ребенок, ей нужна карьера. Но эта влюбленность в меня, похоже вскрыла в ней, таящиеся в почти каждой женщине, материнские инстинкты.
– Поверь мне Анечка, я буду не самым лучшим отцом, – попытался я свести все в шутку.
– Да ты и мужчина не очень, – сказала она, показав пальчиками размер чего-то.
Это было неожиданно, настолько,
что я зло вскинулся и попытался схватить её, но она выскочила из машины, и, резко взобралась по лестнице вверх.
И я хотел побежать за ней, и доказать снов
а, как она не права насчет моего размера, но тут звякнул телефон.
– Кого еще нелегкая принесла?
Звонил лаборант, который отвечал за оборудование. Что-то сломалось и я забыв обо всем, завел двигатель. Выжав сцепление я включил первую передачу и развернулся.
Уже выруливая на дорогу, я заметил стоящего у колонны щегольского вида, кудрявого парня, в объятия которого вплыла Аня.
Артур сука, Веселов.
Глава 3. Страсть в движении
Потоки холодного ветра задували прямо под воротник зимней куртки, освежая разгоряченную страстью кожей. Страстью, которая закончилась так некрасиво и грубо.
Я ощущала острую обиду, разрывавшую мне сердце, застывшую не пролитыми слезами в глазах. Влюбилась. Да разве могло быть иначе?
Он же сам просто ворвался со своей язвительностью, покорил остроумием и страстностью к жизни и к своей работе, и уничтожил заботой.
И сколько бы он не строил из себя циничного урода, я-то знала, сколько в нем хорошего.
После аварии он буквально окружил меня вниманием, пусть даже в рамках больницы, и, не смотря на больную ногу, из которой недавно вытащили осколок лобового стекла.
И вот сегодня, когда я уже начала забывать о его безразличии, о его цинизме, когда я уже растворялась в нем, кончая громко и невыносимо сладостно, он просто опустил меня лицом в грязь.
Спустил с небес на землю и унизил!
А я еще ведь в любви призналась. Дура!
Потому что вообще ничего не соображаю, пока его член во мне. Или пока его руки на мне, или пока его глаза так глубоко. В сердце. В душе. В мозгу.
Дура!
Именно это я думала про себя, рывками переодеваясь на первое занятие. Шумно, привлекая внимание.
На меня странно поглядывали девчонки, ведь обычно я веду себя тише скрипки, и ниже оркестровой ямы.
Мне и не нужно что-то воображать. Для этого есть сцена, и там я горю.
Так же горю, как в руках Ромы. А он негодяй, еще и подливает горючего, заставляя мое сердце покрываться сажей, а то и вовсе превращаться в тлеющий уголек.
Беременности испугался. Как будто я не понимаю, что рано. Но само то, как он испугался ответственности!
Я кто же для него? Мимолетное увлечение? Увертюра, не дотягивающая до симфонии?
Поэтому я никогда и не стремилась влюбляться, потому что это больно. Больно когда любишь, а тебе в ответ лишь подают крохи с хозяйского стола.
Надо закончить. Просто уйти от него, просто удалить номер, отослать телефон.
Но телефон удалить просто. А вот как выжечь его из мозга? Эти десять цифр, эти десять букв его привычных сообщений?!
Как выжечь любовь из сознания?
– Анька, ты там уснула? – прозвучал где-то над ухом низкий голос Артура.
Мы уже сидели в репетиционном зале, отпахав два часа на разминке.
Он улыбнулся, когда я подняла на него взгляд и обнял за плечи, прижимая к себе. Как и всегда делал, окружая искренней заботой, вниманием, любовью.
А, ты дура! Любишь скота!
– Прости, задумалась.
– Верю, – хмыкнул он, стирая маленькую слезку, все-таки покатившуюся по щеке.
Он смотрел мягко, участливо, но в его янтарных, словно у тигра глазах, не было сочувствия. Этого я не дождусь ни от кого. Оно мне и не нужно.
– Расскажешь?
– Ничего особенного, я опять выставила себя дурой.
Влюбленной дурой.
Артур на это не ответил, только нахмурился и прижал к себе крепче.