Поцеловав маму в щеку и не прощаясь, вышла из дома, накинув теплое пальто. Стояла отвратительная погода. Пока прогревала машину, опять услышала звонок телефона. Трогаясь в сторону клиники, приняла вызов.
— Ты думаешь, что, заблокировав меня, уйдешь от ответа? — развязный голос Вити заполнил машину, и я поморщилась от фантомной боли в области сердца. Словно мне опять подкинули туда битого стекла.
— Прекрати донимать меня, я ведь уже сказала о нежелании иметь с тобой дело. Все закончено. МЫ РАССТАЛИСЬ, — злобно крикнула в трубку и сбросила вызов. Спустя пару мгновений телефон снова ожил. Руки зачесались в желании задушить Витю за настойчивость, граничащей с глупостью и непрошибаемостью.
О чем он думал? Что я скажу: «Ладно, ты трахал ее потому, что я не дала, давай теперь я буду давать тебе, и ты не будешь трахать ее?». Серьезно?
В клинике меня ждал не самый приятный сюрприз: море людей: все метались и носились из стороны в сторону. Неприятный холодок пробежал по спине в ожидании чего-то плохого.
Так и произошло. Вереница скорых с включенными мигалками спешила к центральному входу больницы. Наспех переодевшись, заметила, что вызвали даже тех, кто сегодня был выходной. Видимо, случилась массовая авария, или еще что похуже.
Спустя пару минут на носилках уже завозили раненых с различными степенями повреждений. На ходу спросила у Кати:
— Боже мой, что случилось? Откуда столько людей?
— Ты не слышала? Взрыв на фармацевтической фабрике, всех тяжелых везут к нам. Борис Викторович вышел на смену, все хирурги оккупировали операционные. В банке крови мало материала, так что мы обзвонили все близлежащие больницы, — спешно пояснила, натягивая перчатки.
Ко мне приставили Андрея Андреевича. Сейчас он, конечно, без всяких перегибов работал на все 100. Мы отлично справлялись со всем.
В шоке осматривала уже третьего своего пациента за сегодня. Проникающее ранение в живот острым предметом — сразу в операционную. Мысленно обращалась к нему: "Держись, главное держись, Борис Викторович тебя вытянет".
— Что у вас болит? — пыталась достучаться до девушки за двадцать пять лет. Полная дезориентация и рвота, нескончаемая рвота. Забинтовала окровавленную руку и развернула в исследовательский отсек. — Маша, вези на КТ ее срочно!
Ноги гудели, а это было только самое начало. Мимо мелькали плачущие родные, стонущие пациенты, взволнованные врачи. Наша битва продолжалась 9 часов.
Поздно вечером того дня я сидела на полу возле лифта при входе в отделение интенсивной терапии без сил и желания даже дышать.
Я была выпотрошена морально. Неспособность разумно мыслить в данный момент стала причиной глубокого погружения в эмоции, запрещённые для врача.
Весь ужас догнал меня только сейчас, когда все уже прошло. По телевизору сказали, что это был теракт, цель неизвестна, никаких требований выдвинуто не было.
К нам привезли сорок пять человек, пятеро скончались в приемном отделении от несовместимых с жизнью ранений. Одного я лично держала за руку и говорила, что все будет хорошо, и он справится. Не справился. Застывший взгляд голубых глаз отпечатался где-то очень глубоко во мне.
Первый пациент, который не выжил. Слезы катилась по щекам градом, и я сразу же их смахивла. С каждым разом будет легче, справлюсь. "Мне нельзя так близко принимать к сердцу…" звучало набатом в голове все, что прочитала в умных книжках.
Судорожно вздохнув, потрогала свое вспотевшее от маски лицо, уже полностью мокрое еще и от слез, ощущая приятную прохладу от своих рук.
Окинув взглядом бедлам в коридоре, осознала, что сегодня было мое посвящение в эту сложную профессию, мое боевое крещение.
Дыхание стало поверхностным, и чтобы хоть как-то прийти в себя, я пошла к кофе-машине.
— Как ты, Аня? — тихий гортанный голос Бориса Викторовича прозвучал за спиной. Сердце предательски замерло и в следующий миг понеслось вскачь.
Я безумно нервничала в пристуствии этого человека, но в то же время отчаянно не хотела избавляться от подобных эмоций. Может я мазохист?
Может и нет, просто с ним я испытывала то, чего еще никогда в своей жизни не испытывала. Трепетное волнение в ожидании встречи.
Мужчина в хирургическом халате и шапочке выглядел болезненно бледным. Он небрежно стянул шапочку, и я увидела, как потные кудрявые пряди неаккуратными клочьями торчали в разные стороны. Видно, что Борис Викторович еще не был в душе. Красно-синие следы от маски и очков оставили безобразные борозды на лице.