И скоро ей предстояло помыться.
Тень ещё не вернулась. Обычно она оставалась в стороне в течение нескольких дней после убийства, но я даже не думал об этом с тех пор, как она появилась в моём доме.
Забота о ней начинала меня отвлекать.
Кэт.
Он снова запустил меня в ванную, и я удостоверилась, что дверь позади меня закрыта. Там я стала повсюду рыскать и в итоге нашла то, что искала раньше. В задней части шкафа находилось запасное лезвие, скрытое в зазоре между сосновых досок. Оно было старым и ржавым, но сумело бы послужить для своей цели.
Гейб мог думать, что я послушный маленький питомец, но я не позволю его игре встать между мной и моей свободой. Сейчас, находясь в самой настоящей беде, я не собиралась быть столь глупой, коей была прежде.
Трусихой. Занудой. Я не тот человек. Больше нет. Я не собиралась сидеть здесь и ждать Прекрасного Принца, который бы пришёл и спас меня от этого монстра. Я сама себя спасу. Вот как поступила бы Джулс. Вот что должна сделать я.
И раз он не знал, что собирается со мной сотворить, мне придётся придумать, как сбежать, пока он не решил использовать меня для своих экспериментальных пыток.
Я воспользовалась ржавым концом бритвы, разрезав по длине открытую сторону лифчика, и тщательно завернула её между прокладкой и проволокой. Натянув футболку над головой, я посмотрела в зеркало. Вы бы не сумели разглядеть очертания лезвия — набивка бюстгальтера хорошо её скрывала.
Если мне придётся применить её, я это сделаю. На нём или на себе.
Желательно на нём.
Глава 10.
Кэт.
Я открыла глаза, лёжа на подвальном полу. Одеяло собралось под шеей, а рука всё ещё была прикована наручниками к трубе. Лодыжка слегка ныла от боли, а единственные лучи света, закрадывавшиеся в комнату, исходили из-под подвальной двери.
Это был мой день рождения.
Лекарства улетучились, но я не знала, как долго пробуду без их воздействия. Меня омыла тревога, а когда я села, руку скрутило и пронзило болью. Гейб сказал, что уходит, и поэтому ему пришлось надеть наручники. Запястье вопило от боли, и как бы я ни старалась глубоко дышать, это не срабатывало. Ничто не могло успокоить мои нервы, расстреливающие мозг паническими сигналами.
Когда Гейб распахнул дверь, я наполовину с облегчением, наполовину с ужасом подняла голову. У него в руках была миска с чем-то, и я учуяла запах овсянки, когда он начал пересекать комнату. Я слабо приподняла руку.
— Запястья болят, — сказала ему. — Сними наручники.
— Сначала ты должна послушаться, — ответил он. — Сейчас мы будем завтракать.
Он набрал ложку овсянки и поднял её, удерживая перед моим лицом. Паника захватила меня в тиски. Я не хотела, чтобы так оставалось всю мою оставшуюся жизнь. Не хотела быть домашним питомцем.
— Пожалуйста, — попросила я. — Это больно…
Его рука хлестнула по моей щеке так внезапно, что боль от шлепка пришла гораздо быстрее, чем я осознала, что он поднял на меня руку. Ложка со стуком упала в миску. Щёку опалило жаром, а волна панического гнева взвилась ввысь, перекрывая горло.
— Сначала повинуйся, котёнок, — приказал он, вновь поднимая ложку. — Вот тогда мы поторгуемся.
Я открыто уставилась на ложку, будучи не в силах рассуждать здраво из-за столь яростно кипящей внутри ненависти. Мне были известны лишь боль и голод, и я не хотела находиться здесь, не хотела, чтобы он меня кормил.
— Нет, — ответила я.
Он схватил меня за подбородок и вскинул его, обхватив мой рот так, что губы сморщились.
— Кушай, котёнок, — произнёс он, поднося ложку к моим губам.
— Нет!
Не сегодня. Сегодня я не буду его питомцем. Резко дёрнув голову в сторону, я лягнула. Миска опрокинулась, разбрызгивая всюду овсянку.
Прежде чем я успела насладиться результатом своего бунта, его рука очутилась у меня подмышкой и уволокла меня к стене. Я взвизгнула, когда он пихнул меня к ней и прижал к губам ложку.
— Остановись, — прошептала я.
Мои ноги задрожали и затряслись от паники.
— Подчинись, — произнёс он сквозь стиснутые зубы.
— Остановись, — воскликнула я. — Отпусти меня!
— Ты знаешь, что я не могу, котёнок, — ответил он.
Затем зачерпнул большим пальцем кашу с ложки и пихнул его мне в рот. Палец уткнулся мне в зубы, а овсянка закапала на губы.