— Но почему мастерская?
Изабель не могла ответить на этот вопрос. Да и он сам бы не смог. Только она способна это объяснить. Саймон удивлялся, с какой скоростью Оливия все успевает.
— Это она, да? — Изабель легонько пихнула его локтем. — Твоя невеста. Это ее ты хочешь взять в жены?
От Изабель нельзя было ничего утаить. Она всегда видела, когда он лжет. Так зачем скрывать? Саймон только улыбнулся. Изабель радостно обняла его.
— Ты не могла бы ее найти и попросить прийти к мастерской?
— Конечно, дорогой.
Изабель отпустила его и пошла выполнять просьбу.
— Изабель, — окликнул ее Саймон, — расскажи ей новость о Фредди. Я уверен, ей тоже понравится.
Изабель, улыбнувшись, вышла. Саймон хотел знать, что она делала в мастерской помимо написания картин. Он твердо решил выяснить это.
Покинув свой кабинет, Саймон дошел до мастерской и остановился.
В эту дверь он не заходил несколько лет, с тех пор как умер отец. Единственный родной человек по крови и второй, который действительно его любил. Положив дрожащую руку на ручку двери, Саймон медленно повернул ее и толкнул. В комнате было мрачновато из-за нехватки света и пасмурной погоды. Он вошел внутрь. На простынях было несколько слоев пыли и всюду деревянные вещицы. Посередине стоял мольберт. Очевидно, Оливия оставила его. Саймон взглянул на рисунок. Он увидел скворечник, очень похожий на тот, что стоял напротив. Просто один в один. Саймон не мог удержаться, чтобы не дотронуться до него. Вырежи его и поставь рядом с настоящим, никто не поймет с первого раза, какой из них подлинный. У Оливии действительно был талант переводить все на бумагу, будь то живое или мертвое, настоящее или призрачное. В детстве она тоже рисовала неплохо, но то, что он видел сейчас, не идет ни в какое сравнение. Того и гляди картинка оживет и спрыгнет с листа! Саймона заинтересовало, почему она выбрала именно скворечник. Ведь в комнате было достаточно законченных игрушек и украшений.
— Заинтересованы, ваша светлость? — Оливия стояла, опираясь о косяк двери. — Могу продать ее вам, разумеется, за хорошую плату.
Даже дурная погода не смогла затмить ее красоты и притягивающей улыбки. Глаза по-прежнему блестели, а кожа и без солнца оставалась такой же светлой с холодным отливом.
— Боюсь, миледи, у меня не хватит средств, чтобы оплатить ее. Она слишком прекрасна.
Оливия покраснела, опустив глаза.
— Это правда, тебе нечего смущаться! Натюрморт очень реалистичный и мягкий. В нем есть жизнь.
Оливия подошла к нему, посмотрев на свое творение. Саймон обнял ее со спины, обхватив руками спереди. Оливия почувствовала разливающееся тепло в груди.
— Все, что бы ты не делала, ты делаешь с душой, с любовью. Это и делает твои работы такими уникальными и выдающимися. Ты бы запросто смогла оживить этот дом.
Его слова текли ей прямо в душу как сладкий мед. Когда Сара, родители и кто-то другой нахваливали ее картины, Оливии, несомненно, было приятно. Но когда об этом говорил Саймон, когда он превозносил прекрасными речами ее талант, она чувствовала себя на вершине пьедестала. Ее сердце ликовало от того, что это ей говорил именно он, Саймон.
— Говорят, вы приняли обратно молодого лакея. Так ли это?
— Слухи не лгут, леди Уотсон. Я решил поверить ему еще раз. Так сказать, проявить милосердие. — Он недвусмысленно посмотрел на нее, отчего краска на ее щеках стала сгущаться.
Когда она узнала от Изабель, что сделал Саймон, она сначала не поверила. Трудно находить в человеке противоположную сторону, но она нашла. Она знала, что Саймон более благороден, чем он сам считает. Новость о его благом поступке освятила его в ее глазах, и она захотела увидеть его.
Сейчас он стоял на фоне пасмурного неба и серости дома, но ничуть не менее красивый, чем обычно. Руки Оливии неимоверно желали протянуться к совершенному лицу, погладить мужественную широкую челюсть. Но она сдержалась.
— Как ты? — аккуратно спросила она.
Саймон положил подбородок на ее макушку.
— Я? Я в порядке. То, что Кэтрин оказалась не моей матерью, заставляет меня надеяться, что я хотя бы не обречен стать похожим на нее. Не все так плохо, как могло быть.
Оливия хихикнула.
— Ты это ты, Саймон. Как бы то ни было, кем бы ни были твои родители, это не должно влиять на восприятие себя. — Ее слова успокаивали. Сам ее голос был ласковым и приятным, как музыка, которую хотелось слушать всю жизнь. — А что это за комната?
Оливия оглянулась по всем углам, рассматривая какие-то уже знакомые вещицы и те, которые видела в первый раз.
— Это мастерская моего отца. Он любил заниматься резьбой по дереву, создавал разные украшения, игрушки, даже часы.