— Тоня! — позвал он. И когда та вошла, Горбатюк снова снял трубку и подал ей: — Попросите к телефону начальника управления сельского хозяйства. Если спросят, откуда, скажете, что из обкома партии.
Тоня, заговорщицки улыбаясь, вызвала областное управление, а Яков мысленно готовился к разговору с Дубчаком, пытаясь подавить в себе неприязнь к нему.
— Дубчак, — шепнула Тоня, передавая трубку.
— Товарищ Дубчак? Здравствуйте! С вами говорит ответственный секретарь редакции областной газеты Горбатюк… Да, редакции… Для которой вас нет… Скажите мне, пожалуйста, товарищ Дубчак, вот что… — пододвигая к себе блокнот, перешел к делу Яков.
Как он и предполагал, Дубчак долго не мог сообразить, о каком письме идет речь. Яков терпеливо ждал, пока наводили справки по книге «входящих и исходящих». Затем Дубчак сообщил, что письмо было передано одному из заведующих отделом.
— Меня интересует, какие меры уже приняты вами? — настаивал Горбатюк.
Но для Дубчака это было не меньшей тайной, чем для Якова.
— Подождите, пожалуйста, я сейчас вызову заведующего отделом.
С начальником областного управления за эти несколько минут произошло удивительное превращение: начальственный басок стал мягким и предупредительным.
Еще минута была потрачена на то, чтобы узнать, что письмо застряло в отделе.
— Мы немедленно примем все меры, командируем товарищей, — заверял Дубчак.
— Да-а… А не кажется ли вам, товарищ Дубчак, что вы могли это сделать раньше? — не удержался Горбатюк.
Потом Яков пошел к редактору, рассказал о своем разговоре.
— Бюрократы! — рассердился Петр Васильевич. — Нужно будет поинтересоваться, как они вообще реагируют на письма трудящихся. Я больше чем уверен, что подобная судьба постигла не одно письмо.
— Это следовало бы не только у Дубчака проверить…
— Да, дело серьезное… А что, если провести рейд, мобилизовав наших рабкоров-активистов?.. И поскорее, — загорелся редактор. — А вы, Яков Петрович, не мешкайте, поезжайте в колхоз. Эта статья будет иметь большое значение. Мы должны ударить не только по кулакам, но и по тем неисправимым оптимистам, которые не хотят замечать классовой борьбы в деревне, не хотят понимать того, что кулаки по доброй воле никогда не прекратят этой борьбы. Так что не мешкайте, Яков Петрович…
IX
— Зайди ко мне.
«Партийные дела», — усмехнулся Горбатюк, не в первый раз отмечая привычку Руденко вызывать к себе по телефону, если речь шла о партийных делах.
— А ты не сможешь зайти ко мне?
Руденко посопел в трубку и таким же ровным, спокойным голосом ответил:
— Нет. Зайди ты ко мне.
Когда Горбатюк вошел в небольшой кабинет Руденко, Николай Степанович стоял, подпирая своими широкими плечами кафельную печь.
— Рассказывай, что ты там натворил? — сказал Руденко, даже не подождав, пока Горбатюк сядет на стул. — Что у тебя с Ниной?
Яков сразу же полез в карман за папиросами. Вспомнил, что оставил их на столе, и от этого еще больше захотелось курить.
— Дай папиросу, — тихо попросил он Николая Степановича, не глядя на него.
— Нет у меня. Я ведь бросил курить.
— Ага… Тогда я сейчас…
Когда он возвратился, Руденко все еще стоял возле печи.
— Это и есть тот серьезный разговор?
— Да.
— А почему это тебя интересует? — стараясь подавить охватившее его раздражение, спросил Горбатюк. — Почему, собственно говоря, это тебя интересует?
— А почему это не должно меня интересовать?
— Делать вам больше нечего, — повысив голос, продолжал Яков сердито. — Вы что, сговорились без конца напоминать мне об этом, травить меня?
— Кто тебя травит! — досадливо возразил Руденко. — Ты, брат, без истерики…
Горбатюк посмотрел на него прищуренными, потемневшими глазами, хотел что-то сказать, но лишь махнул рукой и принялся сосать погасшую папиросу.
— Ты не кричи, — спокойно продолжал Николай Степанович. — Ты думаешь, очень мне интересно разговаривать с тобой об этом?
— Так чего ж ты?.. — перебил его Горбатюк, но Руденко вдруг подошел к столу, выдвинул ящик и подал Якову сложенный вчетверо лист бумаги.
— Что это?
Яков сразу узнал почерк жены. Еще не читая, понял, что в этом листке бумаги таится что-то неприятное для него.
— Обсуждать будете? — бледнея, спросил он.
— Будем, — ответил Николай Степанович. — Что вы там завели у себя? Да еще и пьянствуешь…
— На работе это не отражается, — угрюмо возразил Горбатюк.
— Не отражается? А о том, что коллектив своим поведением позоришь, об этом ты думать не хочешь?