Собутыльник его не встретил начальника и вернулся в сопровождении двух своих товарищей.
— Знакомьтесь, журналист Яков Горбатюк. Что будем пить, Яша?
— Нет, я уже не пью. Мне на поезд надо.
— Да успеем еще! — убеждал его знакомый. — В крайнем случае ночным поедешь. Это еще лучше — в вагоне отоспишься.
Якову и самому не хотелось покидать ресторан, где было так светло и уютно, и он быстро согласился остаться.
И снова перед ним появились стакан водки и кружка пива. А когда раздался третий звонок, Горбатюк словно плыл в липком тумане, который все плотнее окутывал его.
И все же мысль о поезде продолжала беспокоить Якова. Он несколько раз порывался встать из-за стола, но туман все больше и больше обволакивал его, не давал подняться со стула, и Яков уже никак не мог вспомнить, куда ему ехать, зачем ехать да и вообще нужно ли ехать…
XI
Дети ушли гулять, и Нина могла отдохнуть. Она прилегла на кушетку и почувствовала, как приятная расслабленность овладела всем ее существом.
Сегодня был особенно тяжелый день, полный, на первый взгляд, незаметных, мелочных домашних хлопот, которые так изматывают человека, доводят до умственного отупения.
Рано утром с громким плачем проснулась Галочка. Она сидела в своей кроватке, заливалась горькими слезами и повторяла:
— Отдай зайчика! Дай зайчика!
Галочке приснилось, что она поймала зайца и играла с ним, а Оля подбежала к ней и выхватила его из рук. Девочка никак не могла успокоиться, все время плакала и порывалась стянуть с сонной сестры одеяло; она была уверена, что именно там Оля спрятала зайчика.
Дочка успокоилась только когда Нина пообещала пойти в магазин и купить ей зайца.
— Красненького зайчика, да, мамуся? — щебетала Галочка. — И с голубым хвостиком…
Немного позже проснулась Оля и тоже захныкала:
— Ма-ам, хочу кушать!.. Ма-а…
Дети уже больше не спали, хоть Нина и накричала на них. Галочка перелезла к Оле, и они потихоньку толкали друг дружку до тех пор, пока старшая дочка не покатилась с кровати.
Нет, заснуть уже не удастся!..
Свесив с постели босые ноги, Нина долго сидела, охваченная вялым бездумьем, а затем начала причесываться. Она заплетала косу, и шелковистые волосы, казалось, струились меж пальцев.
— Оля, не ковыряй в носу, — отучала Нина дочурку от дурной привычки. — А то большой вырастет.
— Как у тети Латы? — испугалась Оля.
Галочка, молча водила по комнате любопытными глазенками, думая о чем-то своем.
Не по-детски серьезная, она всегда проявляла определенную самостоятельность. «Я сама», — только и слышала от нее Нина. Галочка не любила играть в куклы, а постоянно носилась с молотком, с какими-то железками, которые неизменно приносила со двора, хотя мать и сердилась на нее за это. Иногда она стучалась к соседям и требовала:
— Дайте что-нибудь.
Ей со смехом выносили коробочки из-под пудры или крема, флаконы из-под одеколона, гладили ее по головке. Хоть Галочка и не любила, когда ее ласкали чужие дяди и тети, она терпеливо выносила их ласку, оплачивая этим полученные сокровища. Приносила их домой, деловито раскладывала на полу и начинала играть. Все хотела рассмотреть, проверить, заглянуть внутрь…
Когда она была немного меньше и только училась говорить, то создавала новые слова при помощи уже освоенных. Она тогда хорошо выговаривала «папа», «мама», «бабуся» и другие слова, означавшие близкие и понятные ей вещи и явления.
Но вот Галочка сталкивалась с новым предметом.
— Что это? — спрашивала она, увидев на картинке большой, разрисованный в радужные цвета парашют.
— Это парашют, — объяснила Нина. — Па-ра-шют.
Галочка долго смотрела на картинку, раздумывая над доселе неизвестным словом.
— Па-ра-шют! — радостно засмеявшись, наконец произнесла она. — Парашют! А что это? — спросила, указывая пальцем на другую картинку.
— Мотоцикл.
Это слово было труднее, и Галочка долго стояла, напряженно морща лобик. Но вот глазенки ее торжествующе заблестели:
— Ма-ма-цик? Мамацик!
Теперь Галочка уже более или менее правильно произносила все слова, но фразы строила по-своему, и они благодаря совершенно неожиданным оборотам получались удивительно комичными…