— Да, изумительно красиво, — ответила Кушнир, тоже любуясь угасающим закатом.
Они уже окончательно помирились. Яков любил разговаривать с этой остроумной женщиной, умевшей находить смешное всюду, куда только проникал ее взгляд. В ней было много юмора, и даже о самых трагических случаях своей жизни она умела рассказывать так, что слушатели невольно смеялись.
— В такие вечера вода особенно теплая, — продолжал Яков. — Приятная-приятная, даже пар от нее идет… Знаете что, Людмила Ивановна, пошли купаться!
— Вы что, с ума спятили? — засмеялась Кушнир. — Да ваша благоверная меня со свету сживет!
— Почему вы так думаете? — спросил неприятно удивленный Горбатюк.
— Потому что знаю, — убежденно ответила Людмила Ивановна. — Она бы вас, Яков Петрович, будь на то ее воля, в авоське купать носила. Чтоб какая-нибудь там не украла… Подошла бы к реке, пополоскала б авоську в воде да и домой: на гвоздик сушиться!
— Ну и язык же у вас! — задетый ее шуткой, отвечал Яков. — И где это вы его так наточили?
— Было где. Думаете, только вы и жили?..
— Что это вы заговорили, как столетняя старуха? — снова рассмеялся Горбатюк.
— Столетняя не столетняя, а молодость, считайте, прошла, — машинально опуская шторы, говорила Кушнир. — Я когда-то таким сорванцом была… — покачала она головой. — Девчонок не признавала, всегда с ребятами…
Она вдруг умолкла, удивленно раскрыла глаза. Услышав, как резко хлопнула дверь, обернулся и Яков.
В дверях стояла Нина.
— Что тебе? — спросил Яков, чувствуя, что сейчас должно произойти что-то невероятное. — Что тебе? — повторил он, шагнув к ней.
Но Нина даже не посмотрела на него. Сузив глаза, она шла прямо на Людмилу Ивановну…
Совершенно обессилев, Горбатюк упал в кресло и застонал. Людмила Ивановна, раскрасневшаяся и злая, приводила в порядок растрепанные волосы.
— Пойду к редактору, пусть забирает меня отсюда куда-нибудь, — быстро и взволнованно говорила она. — На черта мне эти семейные радости!
— Она вас и там найдет, — утешил ее Руденко.
Он уже подпирал спиной печь с таким видом, будто ничего и не было, будто не он, прибежав сюда на крик, оттаскивал Нину от Кушнир.
— Зачем ты милицию вызвал? — спросил Яков. — Мало мне этого срама?!
— А я и не вызывал. Это я просто, чтоб Нину напугать. Я другой рукой вилку придерживал, — объяснил Руденко.
Кушнир засмеялась. Яков ошеломленно взглянул на нее, стремительно вскочил с кресла:
— Черт вас разберет! Тот спокоен, как китайский божок, а эта смеется!.. Я с ума скоро сойду…
Людмила Ивановна ушла домой. Руденко что-то толковал Якову, но он не слушал его. Решение уже созрело, и он хотел остаться один.
— Пойдем ко мне, — сказал наконец Николай Степанович.
— Хорошо, пойду, — согласился Горбатюк, зная, что Руденко все равно не отстанет от него. — Только я попозже. Мне еще передовую вычитать…
— Смотри же, приходи.
Как только Руденко ушел, Яков пошел к выпускающему и спросил:
— Сегодня объявления о разводе идут?
— Два, Яков Петрович, — ответил выпускающий, который, несмотря на то, что приехал новый секретарь, продолжал относиться к Горбатюку так, словно тот оставался его непосредственным начальником.
— Нужно заменить одно объявление. Сделаешь, Вася?
— А где оно?
— Я сейчас дам. Только принеси, пожалуйста, гранки тех, что должны идти сегодня.
Вася принес гранки, стал за спиной Горбатюка.
— Я сам занесу тебе, — сказал Яков, чувствуя, что при Васе он не сможет написать ни одного слова.
XXVI
Придя на работу, Горбатюк несколько раз перечитал объявление, напечатанное в газете. Потом сидел, машинально водя ручкой по листу бумаги, а когда позже взглянул на него, то увидел, что весь лист исписан одной и той же фразой: «По делу о разводе…»
Кто-то резко рванул дверь. Яков грузно поднялся и увидел Нину.
— Что ты? — бледнея, спросил он. Спросил потому, что должен был что-то сказать.
— Вот… — всхлипнула Нина, протягивая ему измятую, скомканную газету. — Вот…
Но слезы мешали ей, и, швырнув газету на пол, она выбежала из комнаты.
Якову почему-то очень захотелось вернуть ее, но он взял себя в руки. Только шагнул к дверям, поднял валявшуюся на полу газету, которая все же была цела, как ни мяли и ни комкали ее.
Сжимал газету в руке и прислушивался к приглушенным рыданиям жены, стоявшей по ту сторону дверей.
Часть вторая
I
Осень явно задержалась в пути, а лето насмехалось над всеми календарями и прогнозами погоды, предвещавшими похолодание и дожди. Чувствуя свой близкий конец, оно хотело оставить у людей добрую память о себе и каждое утро выводило солнце на чистый горизонт, подметая на небе случайные тучки.