— Скажите, вы устраивали мужу скандалы?
— А что я должна была делать, если он пил, бегал за другими женщинами? Что мне было делать? Ведь он мой муж…
— Ваш-то ваш. Но ведь вы должны были понимать, что постоянные скандалы, сцены, вроде той, какую вы недавно устроили у него на работе, ни к чему хорошему привести не могли. Возможно, что именно из-за всего этого ваш муж и стал добиваться развода. Ведь при таких условиях всякая любовь угаснет…
Нина молчит. Слезы душат ее, ей трудно отвечать. «Я никогда больше не буду скандалить, пусть он делает, что угодно, лишь бы только вернулся ко мне», — хочет сказать она, но вспоминает, как Яков несколько минут тому назад во всем обвинял ее, и не говорит ничего.
— Вы сами видели мужа с другими женщинами?
— Мне говорили…
— Не все то, что говорят, правда… А почему вы не работаете? На какие средства вы живете?
— Муж платит.
— Муж платит на ваших детей. Значит, вы отрываете часть денег у своих детей…
— Я воспитываю их…
— Плохо воспитываете!.. Зачем вы привели сегодня своих детей сюда? Чтобы разжалобить суд? А вы подумали о том, как это подействует на них? Не думали так же, как не думали о том, какими вырастут дети, если будут свидетелями всех ваших скандалов… Закон разрешает нам отбирать детей у таких родителей, как вы, передавать их на воспитание государству. Это и вас касается, заявитель, — взглянула судья на Якова и снова обратилась к Нине: — А почему вы не хотите работать? Вы женщина молодая, физически здоровая, государство затратило большие средства на ваше обучение, у вас были все условия для того, чтобы заниматься общественно полезным трудом, тем более, что до последнего времени с вами жила свекровь… Может быть, тогда бы у вас и скандалов этих не было, и муж с бо́льшим уважением относился бы к вам… Заявитель, у вас есть вопросы к гражданке Горбатюк?
У Якова вопросов нет.
— Садитесь…
Нина садится, глубоко обиженная упреком судьи. «Почему я не работаю?.. Спросите об этом у него. Ведь это он не пустил меня в институт и работать не разрешил, изломал всю мою жизнь!..»
Начинается допрос свидетелей. Нина вспоминает, что Юля не явилась, но так подавлена, что ей уже все безразлично.
— Ваша фамилия, имя, отчество? — спрашивает судья Лату.
— Лата Иосифовна Винцевич.
— Год рождения?
Этот вопрос явно смущает Лату. Она беспомощно оглядывается по сторонам, словно надеется, что кто-то скажет, какого же она года рождения, наконец неохотно отвечает.
— Где вы работаете?
— Я замужем…
— Значит, вы не работаете?
— Не могу же я работать и хозяйство вести. У меня муж не такой, чтобы посылать меня на работу. Я…
— Свидетель Винцевич, предупреждаю: отвечайте только на вопросы суда.
Лата сердито пожимает плечами: она ведь отвечает! А если кое-кто хочет заткнуть ей рот, так при чем же здесь она?..
— Свидетель Винцевич, расскажите суду, что вы видели, когда проходили двадцать второго августа мимо редакции?
— Все видела.
— Что — все? Говорите конкретнее.
— Видела, как они обнимались и целовались.
Нина кивает головой. Именно так рассказывала ей Лата потом, на следующий день после скандала.
— Товарищи судьи, разрешите вопрос? — срывается с места Яков.
— Заявитель, сядьте. Когда будет нужно, мы дадим вам слово.
Но Яков продолжает стоять. Он не может спокойно сидеть на месте, когда эта кобра так бесстыдно клевещет на него.
— Заявитель Горбатюк, какие у вас будут вопросы к свидетелю?
— У меня один вопрос: на окне моего кабинета, когда вы подсматривали, шторы были спущены?
— Да, — после некоторого колебания отвечает Лата.
— Так как же вы могли все это видеть?
— А я тени видела.
— Так вы не видели ни заявителя, ни Кушнир? — спрашивает теперь судья.
— Я видела тени. А что ж еще они могли делать вдвоем в кабинете?
Пораженная Нина смотрит на Лату. Значит, та обманула ее. Она ничего не видела! Значит, там, возможно, и не было ничего…
— Следовательно, это из-за вас произошел скандал двадцать второго августа, — констатирует судья.
— Из-за меня?! — возмущается Лата. — Из-за меня!.. Вы меня, товарищ судья, зазря не обвиняйте!..
— Хорошо, садитесь, — морщится судья и обращается уже непосредственно к Нине: — Видите, что значит верить всему, что говорят.