— Говори, — отрывисто бросает Яков и достает папиросу. Знает, что должен что-то делать, чем-то отвлечь свое внимание от руки, которая просто гипнотизирует его. — Говори, если пришла.
Нина молчит. Молчит долго, но он чувствует, что она смотрит на него.
— Посмотри на меня, Яша, — наконец говорит она.
Теперь он уже вынужден взглянуть на нее. Видит ее глаза, прекрасные, темно-голубые глаза, нисколько не изменившиеся за восемь лет. Сейчас они полны такой тоски, такой муки, что у него сжимается сердце, а потом начинает биться быстро и неровно. Он смотрит на ее щеки и замечает, как они побледнели… Но вот неестественно красное пятно бросается ему в глаза. Она накрасила губы! Вырисовала их так тщательно, как на картинке. У нее, значит, тогда не дрожали руки, как дрожат сейчас!.. И вера в искренность ее страдания, только что родившаяся в нем, рушится, как глиняный домик под ливнем, тем более, что он уже не смотрит в ее глаза…
— Яша, зачем нам мучить друг друга?
— Кто кого мучит?..
— Друг друга, — упрямо повторяет Нина. — Яша, неужели ты разлюбил меня?.. — голос ее срывается, она вот-вот заплачет.
«Ну как она не понимает, что здесь не в любви дело! Как она не хочет понять этого!»
— Разлюбил, Яша? — допытывается Нина.
— Видишь ли, Нина, я не хочу с тобой ссориться…
Она по-своему поняла эту фразу, ибо, радостно вспыхнув, потянулась к нему. Но он, заметив ее движение, поспешно остановил ее рукой.
— Я не хочу мешать тебе жить, Нина, — поправился он. — Мы не можем жить вместе…
— Почему, Яша?
— Послушай, Нина, мы с тобой взрослые люди, поговорим хоть раз серьезно…
От того, что он часто повторяет слово «Нина», в нем постепенно исчезает враждебность к ней. Он успокаивается. Не потому ли, что чувствует себя сильнее ее?..
— Видишь ли, Нина, мы прожили с тобой восемь лет, — старается Яков говорить как можно проще, чтобы она наконец поняла его. — И вот… когда я начинаю вспоминать все эти восемь лет, на память приходят только наши ссоры. Это страшно, Нина! Прожить вместе восемь лет — и ничего светлого не вынести… Вспомни: к кому только ты не ревновала меня?
— Я не буду ревновать, — быстро перебивает его Нина.
Яков скептически махнул рукой.
— Я не верю тебе, Нина. Я не могу тебе верить. И это — тоже страшно. Жить с человеком, которому перестал верить…
Нина подавленно молчит. «Она начинает понимать», — думает Яков и еще мягче говорит:
— И зачем нам действительно мучить друг друга? Зачем нам превращать свою жизнь в постоянную каторгу? Мы ведь только раз живем на свете… Чего ты? — спрашивает он, заметив бледную улыбку на лице жены.
— Ничего… Я просто вспомнила, что так всегда говорит Юля: «Раз живем на свете…»
Якову неприятно, что Нина сравнивает его с какой-то своей Юлей, но он продолжает:
— Ты молода, тебе только двадцать пять лет. Ты еще можешь найти хорошего человека, намного лучше, чем я. Я плохой… Я, возможно, и не стою того, чтобы жить с тобой. Ведь ты сама об этом говорила! — все же не может он удержаться, чтобы не упрекнуть ее. — Так зачем же нам жить вместе? Разве не лучше разойтись друзьями, чем жить вместе врагами? Ты еще молода, ты сумеешь построить новую семью…
— А ты? — спрашивает Нина, как-то странно глядя на него.
— Что — я? — теряется под этим взглядом Яков.
— Ты… построишь новую семью?
Этого он и сам не знает. Может быть, да, а может быть, и нет. Но чувствует, что так ответить ей нельзя.
— Нет, не построю. Я, кажется, возненавидел всех женщин на свете…
Нина недоверчиво усмехается. Яков начинает сердиться:
— Ты просто не можешь понять, что для меня счастье не только в том, чем живешь ты!
— А в чем же?
— В работе. В моей работе!.. — Он вспоминает, что должен ехать в командировку, но мысль об этом уже не радует его, как час тому назад. Возможно, потому, что здесь с ним Нина…
— Ты меня не любишь? — опять спрашивает она его.
«Да, не люблю», — хочет сказать он, но почему-то не говорит. Что-то мешает ему. Он не хочет задумываться, доискиваться, что именно ему мешает, не хочет заглядывать себе в душу. И он ничего не говорит, а лишь смотрит на нее.
— Ты не хочешь со мной жить? — устало спрашивает Нина.
— Я не могу так жить с тобой, — отвечает он.
— А дети? Дети как же, Яша?
— Что дети! — криво усмехается он. — Разве им лучше будет, если мы всегда будем ссориться?
— Мы не будем ссориться…