Из Валиных писем Яков знал, что райцентр находится в полутора километрах от станции, а поэтому не задерживался больше на перроне. Он шел по вымощенному неровным крупным камнем шоссе прямо на приветливо мерцавшие вдали огоньки.
Парк, о котором писала ему Валя, раскинулся направо от шоссе, под самым городком. Яков свернул на тщательно расчищенную, посыпанную белым песком дорожку.
Было уже почти совсем светло. Звезды исчезли, небо стало высоким и холодным, а восток уже согревали бледные еще огни. Огни все разгорались и разгорались, озаряя перистые облака, такие яркие, словно они были выкованы из тонкого серебра.
А здесь, в молодом парке, на густую невысокую траву, на скамейки и листья оседала щедрая роса. Покрывая все сплошной мокрой пленкой, она напоминала об осени, как и чуть поблекшая листва. Может быть, поэтому весь парк казался сейчас Горбатюку холодным и неприветливым, и он даже не решался сесть на скамью, чтобы немного отдохнуть.
Яков все шел и шел, сворачивая с аллейки на аллейку, пока не забрел в самый глухой уголок парка и не остановился, затаив дыхание: в нескольких шагах от него на скамье сидела совсем юная девушка…
Она была прекрасна именно этой своей юностью. Может быть, у нее было самое обыкновенное лицо, может быть, в другое время Яков заметил бы и чуть вздернутый нос, и раскосый разрез черных, как угольки, глаз, но сейчас она цвела наивысшей в его глазах красотой — красотой любви. Девушка повернула к востоку нежно розовеющее лицо и будто замерла, — лишь пальцы ее шевелились, перебирая светло-русые волосы юноши, положившего голову ей на колени. Обняв ее тонкий стан, юноша спал, а девушка сидела неподвижно, оберегая покой любимого и то свое большое счастье, которое сейчас сосредоточилось для нее в этой доверчиво прижавшейся к ее коленям голове. И парк, и раннее утро, и весь окружающий мир, существовавший и совершенствовавшийся миллионы лет, казалось, были созданы лишь для того, чтобы пасть в эту неповторимую минуту к ее обутым в простые туфельки ногам.
Яков стоял очарованный, не в силах отвести взгляд и уйти отсюда. Девушка, вероятно, почувствовала его присутствие, повернула голову и посмотрела прямо на него. Она не испугалась, ее не смутило его присутствие, она вряд ли даже сознавала, что перед ней — чужой человек, видящий ее в объятиях любимого. Блестящие глаза ее смотрели на Якова так, как смотрели бы на скамью, на траву или на пылающий небосклон.
Взошло солнце, тысячами самоцветов засверкала мертвая до этого роса, затрепетали листья и травы, и весь парк словно вздохнул затаенным дыханием счастья. Он уже не казался Якову таким холодным и неприветливым, как минуту назад, и девушка, ради которой росли эти деревья и травы, щебетали птицы и всходило солнце, девушка, которая впервые полюбила и на коленях которой лежала голова любимого, была царевной из давней сказки, слышанной Горбатюком в детстве.
И внезапно все сомнения, все тревожные и беспокойные мысли, преследовавшие его неотступно, — о Нине, о детях, о Вале, о том, что будет с ним завтра, послезавтра, — куда-то исчезли. Пришла уверенность, что все, все будет хорошо, что жизнь улыбнется ему так же, как этой переполненной своей первой любовью девушке.
Яков повернулся и быстрыми шагами пошел по аллее, направляясь к выходу из парка…
Улица, на которой жила Валя, находилась на окраине и была типичной для маленького городка. Одноэтажные домики прятались за деревянными, почерневшими от времени и непогоды заборами: почти за каждым виднелись сады и огороды; тротуаров не было, а вместо них пролегли широкие протоптанные тропки, окаймленные густым зеленым подорожником.
Было уже девять часов утра, но во дворах копошились люди. «Сегодня ведь воскресенье», — подумал Горбатюк. Редкие прохожие бросали на него любопытные взгляды — видно, все тут хорошо знали друг друга и каждый новый человек привлекал внимание.
Будничный вид заборов и домишек так не соответствовал радостному и взволнованному настроению Якова, что он даже остановился и огляделся по сторонам. Когда он ехал сюда, когда думал о Вале, перед ним возникала какая-то особенная улица, не похожая ни на одну улицу в мире.
Еще издали, посчитав дома, увидел Яков домик, в котором жила Валя. И он тоже показался ему очень будничным, похожим на другие: такой же одноэтажный, под красной черепицей, с деревянным крылечком на улицу. Горбатюк шел, не отрывая глаз от крыльца, от высоких некрашеных дверей с начищенной до яркого блеска бронзовой ручкой. Он ждал, что двери вот-вот откроются и оттуда выйдет Валя. Ему очень хотелось, чтоб она увидела его и выбежала навстречу — будто из далеких школьных лет.