— Чудесно, правда? — Валя задумчиво смотрит на него, и лицо ее кажется ему прекрасным.
— Да, чудесно, — тихо отвечает он, так как Валя продолжает смотреть на него. Луна уже оторвалась от деревьев, и чем выше она поднимается, тем заметнее из красной превращается в серебряную, и таким же серебряным, сказочно ярким становится все вокруг. — Вот только соловьев нет…
Валя молчит. Потом зябко поводит плечами и медленно, будто нехотя уходит в дом…
Раздевшись, Яков долго лежал с открытыми глазами. Он был очень недоволен собой, своей внезапной робостью, овладевшей им на крыльце, когда рядом стояла Валя. Возможно, она и вышла вслед за ним в надежде, что он как-то поможет ей избавиться от всех колебаний и сомнений, от тревожных, тяжелых дум.
Яков прислушивается, затаив дыхание, но слышит только размеренное тиканье часов.
Ведь она ждала его! И поцеловала сегодня!.. Он до сих пор еще чувствует прикосновение ее горячих губ…
Мысли постепенно угасают, закрываются глаза, и ласковая дремота незаметно сковывает все тело.
V
Иван Дмитриевич обещал прийти в пять часов.
И впервые за всю свою замужнюю жизнь Нина собиралась принять у себя человека, который должен был прийти не к Якову, а к ней, и поэтому не могла не волноваться. Минутами ей казалось, что посещение Ивана Дмитриевича вызовет лишние разговоры. Особенно она боялась Латы, всегда являвшейся незваной гостьей — ведь ее бойкие глазки замечали не только то, что было в действительности, но и то, чего никогда не бывало. Нина теперь с запоздалым раскаянием думала, что, пожалуй, не всегда была права, осуждая знакомых и незнакомых ей людей…
Вспомнила Нина и о том, как подозрительно встречала каждую женщину, приходившую к Якову, как ревниво прислушивалась к их разговору — не только к тому, что говорилось, но, прежде всего, к тому, как говорилось, и думала, что, возможно, бывала не права в своих подозрениях и что если бы Яков сейчас был дома и приревновал ее к Ивану Дмитриевичу, она, вероятно, тоже обиделась бы на него.
Но что прошло, того уже не вернешь. И Нина, отогнав от себя неприятные мысли, стала готовиться к встрече с Иваном Дмитриевичем.
Еще с утра она до зеркального блеска натерла пол, то и дело выпроваживая в соседнюю комнату Галочку, которая путалась у нее под ногами, обучая плюшевого медвежонка «делать так, как мама», накрыла стол чистой скатертью, постелила дорожку — и комната приобрела праздничный вид. Потом Нина, освободив верхнюю полку этажерки, поставила там учебники, которые успела достать за эти дни. Она хотела, чтобы Иван Дмитриевич заметил их…
А уже позже, после обеда, когда Оля, придя из школы, убежала к подружке, а Галочка занялась своими куклами, Нина присела к зеркалу.
Она укладывала косы, пудрилась и немного подкрасила губы вовсе не потому, что хотела понравиться Ивану Дмитриевичу — если бы кто-нибудь сказал ей об этом, она искренне обиделась бы. Нина сейчас не способна была думать ни о чем другом, кроме занятий. Ожидание приема в институт, беготня, связанная с розысками учебников, разговоры с Олей, Оксаной, Иваном Дмитриевичем о будущих занятиях так увлекли Нину, наполнили жизнь таким множеством новых впечатлений, что в последние дни в ее душе не оставалось места для чего-нибудь другого. Даже мысли о Якове как-то потеряли свою остроту, и бывали минуты, когда она совсем забывала о нем.
Теперь у Нины не так часто вспыхивала беспричинная злость, от которой страдали не только дети, но и она сама. И ей становилось страшно, когда ее снова охватывали сомнения, когда казалось, что эта увлеченность подготовкой к занятиям пройдет: достаточно будет сесть за книги, как она сразу убедится в своем бессилии.
Именно поэтому с таким волнением, словно готовясь к экзамену, ждала Нина Ивана Дмитриевича, который должен был прийти проверить, что она знает, посоветовать, за что браться, с чего начинать. И именно поэтому у нее так дрожали руки, когда она открывала дверь, и таким незнакомо серьезным и важным показался ей Иван Дмитриевич. Она чувствовала себя сегодня школьницей и не посмела бы даже подумать о том, чтобы держаться с ним как равная, как не посмела бы это сделать когда-то со своим школьным учителем, и ответила на его приветствие таким неожиданно тонким голосом, что он с удивлением посмотрел на нее.
— Что это с вами, Нина Федоровна?
— Ах, просто так! — нервно засмеялась она, прикладывая кисти рук к пылающим щекам. — Мне почему-то показалось, что я в школе, а вы — мой учитель…