Люсьен Делакруа был в этот вечер еще более неотразим. И казался самодовольным. Его сардонический взгляд на какое-то время приковал ее к месту, но Энни отвела глаза и посмотрела с некоторым удивлением на свою руку в перчатке, которая все еще покоилась на локте Джеффри Уиклиффа.
Энни заметила, что Люсьен не одобряет такого проявления дружеской близости, и рассердилась. Какое он имеет право судить ее? Если ей нравится свободно держаться с мужчиной, с которым она только что познакомилась, то это не его дело. Движимая праведным гневом, она продержала свою руку на локте Джеффри еще несколько мгновений, после чего протянула ее Делакруа с вызывающей улыбкой:
– Мистер Делакруа, рада видеть вас снова.
Он поцеловал ей руку, и прикосновение его губ вызвало странную дрожь во всем ее теле.
– А я рад видеть вас, мадемуазель. Вы, как всегда, похожи на чудесное видение. Надеюсь, вы удобно устроились в своем новом доме?
– Спасибо, вполне удобно. Вы знакомы с мистером Уик-лиффом?
Делакруа смерил Джеффри надменным, нетерпеливым взглядом, словно не желал брать на себя труд знакомиться с ним. Джеффри поднялся, и они пожали друг другу руки.
– Мы уже встречались с месье Уиклиффом.
– Да, встречались. Я делал репортаж об игорных домах Нового Орлеана, и мистер Делакруа фигурировал в нем чаще других.
Делакруа вежливо улыбнулся, очевидно, не придавая никакого значения унизительной характеристике, которую ему дал Джеффри.
– Помнится, в ту ночь мне чертовски везло. Если бы вы задержались подольше, то смогли бы включить в свой репортаж отчет о вечеринке, которой я отпраздновал выигрыш. Нынешний читатель любит сообщения обо всем, что отдает дебоширством. Такие новости лучше продаются, не так ли?
Джеффри поджал губы и не ответил. Энни вынуждена была признать, что Делакруа сумел побить противника его же оружием. Конечно, он был грубияном, но, без сомнения, умным. Делакруа медленно перевел взгляд на нее. Его глаза лукаво сияли и в полумраке ложи казались такими же черными, как его сюртук.
– А что думаете о дебоширстве вы, мадемуазель Уэстон?
– У меня мало опыта в подобных делах, – натянуто ответила она, не сомневаясь, что ее тон позабавит Делакруа.
– Человек, не имеющий возможности вести разгульную жизнь, может по крайней мере прочитать о тех, кто такую жизнь ведет. Позвольте мне поставить вопрос иначе. Вам нравится читать скандальную хронику?
– Я всегда предпочитала романы газетам, – призналась она, сдерживая улыбку и ненавидя себя за то, что находит его таким привлекательным. – Но в романах те, кто ведет недостойную жизнь – а именно дебоширы и повесы, – обычно в конце погибают.
Делакруа глубокомысленно кивнул, и при свете свечей стало особенно заметно, какие густые и пышные у него волосы.
– Я считаю, что это очень верно и поучительно для юношества. Но мистер Уиклифф пишет о реальной жизни и реальных людях. А газеты часто свидетельствуют о том, что плохие люди обычно уходят от ответственности и никогда не расплачиваются за свои преступления.
– Именно поэтому нам нужны герои, мистер Делакруа, – сказала Энни. – И один из них Ренар. Мистер Уиклифф постоянно пишет о нем. Вы знаете, кого я имею в виду?
– Ренара знают все. Мне он представляется глупцом, который рискует собственной шкурой неизвестно во имя чего.
Энни тут же рассердилась и готова была завести свой любимый спор о несправедливости рабства и необходимости его отмены, но Делакруа успел аккуратно направить разговор в другое русло:
– Как вам понравился Новый Орлеан? Похоже, что Новому Орлеану вы понравились. – Он кивнул в сторону двери, через которую в ложе появилось довольно много мужчин, спешащих представиться Энни. Здесь были также три дамы, которые смотрели на Делакруа как на большую конфету. Кэтрин задержала их у входа, пока Реджи разливал шампанское. Энни подивилась тому, что Делакруа удалось беспрепятственно миновать кордон, выставленный ее словоохотливой тетушкой.
– Все, что я успела увидеть, мне понравилось. Но к сожалению, я пока видела немного. Тетя Кэтрин все это время была очень занята хлопотами по дому и неотложными визитами. Мне бы хотелось осмотреть город, но дядя Реджи не позволяет выезжать одной – даже в сопровождении камеристки и двух лакеев, – а сам составить мне компанию отказывается. Он говорит, что сейчас слишком жарко для прогулок по городу.
Энни поймала себя на том, что в ее голосе невольно прозвучали жалобные нотки, и решила исправить положение. Ей не хотелось казаться неблагодарной.
– Дядя еще не привык к климату, – добавила она бодро. – Иногда мне жалко, что я не родилась мужчиной и не могу делать то, что хочу. Тогда я никому не была бы в тягость!
– Вашего дядю не в чем винить, – сказал Делакруа, щелчком сбросив с рукава едва заметную пылинку, после чего снова обратил на нее пристальный взгляд. Его улыбка была ленива, а в глазах сверкало лукавство. – Такая очаровательная английская девушка не продержится и десяти минут на улицах суматошного и склочного Французского квартала.
– Послушайте, Делакруа… – начал было возражать Джеффри. Манера Делакруа выражаться прямолинейно действительно была не вполне учтива, но Энни это нравилось.
– И что бы вы мне посоветовали? – спросила она Делакруа.
Он склонил голову набок и прищурился, изучая ее. При свете свечей четко обозначилась линия его мужественного подбородка.
– Я предложил бы вам себя в качестве эскорта, но вы знаете, что в обществе такого дебошира, как я, вы будете в еще большей опасности.
– Разумеется, – пробормотала Энни и почувствовала мгновенную непроизвольную дрожь.
Их глаза встретились на довольно продолжительное время, но он взял себя в руки и, приняв небрежную позу, произнес с нарочитой медлительностью:
– Так что советую вам, мадемуазель Уэстон, слушаться старших.
– Если бы я была двадцатитрехлетним мужчиной, мне позволяли бы выходить из дома без охраны, – возмутилась Энни. – Это несправедливо!
– Но вы не мужчина, и я чрезвычайно рад этому факту. – Делакруа приложил правую руку к белоснежным кружевам на груди, поклонился, прикрыв глаза, желая тем самым выразить восхищение и уважение к ее полу. Его густые ресницы при этом отбрасывали на щеки длинные тени.
Как и раньше, инстинктивное, безотчетное влечение к этому красивому мужчине испугало Энни и заставило ее сердце биться учащенно. Она рассердилась на себя и обернулась к Джеффри, надеясь путем сравнения – один из них благороден, другой – отъявленный подлец – отвлечься от неприятных ощущений. Отодвинувшись в сторону от Делакруа, словно опасаясь его «подлого» присутствия, она заметила, что Джеффри смотрел на него со смешанным чувством ненависти и… зависти. Нет, на его помощь рассчитывать не приходилось.
– Мисс Уэстон – сторонница равноправия женщин, Делакруа, – сказал Джеффри. – В нашей дискуссии во время первого акта она высказала мнение, что женщины должны обладать теми же правами и свободами, что и мужчины. – Он с улыбкой повернулся к Энни: – Однако я согласен с вашим дядей. Избирательное право – это одно, и здесь я полностью разделяю вашу точку зрения, а прогулки по городу без эскорта – совсем другое.
Энни выслушала его слова с разочарованной улыбкой, слегка склонив голову набок. Ей было проще принимать советы со стороны любого другого мужчины, но только не от Делакруа, который обладал способностью выводить ее из себя, не прилагая особых усилий.
– И почему я нисколько не удивляюсь тому, что мадемуазель Уэстон ратует за право женщин принимать участие в выборах? – с ленивым любопытством и невыносимой снисходительностью в голосе спросил Делакруа. – Наверное, потому, что она очень отличается от традиционного идеала женщины, который принят у креольских мужчин.