Так что ее поведение с Джеффри было понятнее ей, чем Реджи. Дядя снобистски отнесся к сиротскому прошлому Джеффри, а его неодобрение амбициозных намерений в отношении Энни пробудило в ней решимость узнать журналиста получше.
Поскольку Кэтрин на этот раз не вмешивалась в спор, Энни, устав от бурной дискуссии, постаралась ее прекратить. Она рассмеялась и откинулась на плюшевые подушки сиденья.
– Я польщена неусыпной, заботой обо мне, дядя Реджи, но ты слишком торопишься с выводами. Ты говоришь так, словно я собралась замуж за Джеффри Уиклиффа. Он мне нравится – очень нравится, – пожалуй, я даже восхищаюсь им, но я не сумасшедшая, чтобы выходить за него! Не волнуйся, я не стану спешить в таком важном вопросе, как брак.
Эти прочувствованные слова Энни окончательно успокоили Реджи. Он тоже с видимым облегчением откинулся на подушки, и его лицо растворилось в сумерках. Они продолжали свой путь к Фобург-Сент-Мэри в полном молчании, так что Энни имела возможность погрузиться в размышления о наиболее интересных мужчинах, с которыми она уже успела познакомиться в Америке. Джеффри, Ренар, Делакруа. Да, Делакруа.
Но прежде всего Джеффри. Он более других соответствовал тому образу мужчины, которого она надеялась здесь встретить. Он был самостоятелен, честолюбив и занимался важным делом. И конечно, он был привлекателен. Однако Энни истинную причину своего увлечения Джеффри предпочла мудро утаить от Реджи. Дело в том, что журналист и она были явными поклонниками Ренара. Энни понимала, что это достаточное основание для того, чтобы они стали друзьями. Но она сомневалась в том, что между ней и Джеффри возможны романтические отношения. Он не действовал на нее так, как Ренар, не заставлял ее сердце выпрыгивать из груди.
Ренар был ее романтическим идеалом. Их случайная встреча на «Бельведере» представлялась Энни чудесным осуществлением золотой мечты. Она не надеялась и не рассчитывала на то, что они встретятся снова. Но то, что она почувствовала в его объятиях, несмотря на краткость и мимолетность этих ощущений, совершило переворот в ее душе. Теперь она всегда будет других мужчин сравнивать с ним. Но при таком неизбежном и очень серьезном соперничестве разве обычный человек сможет завоевать ее руку и сердце?
Оставался Делакруа. Энни покачала головой и невольно улыбнулась, но улыбка ее была горькой. Ее огорчила его сегодняшняя выходка. Он оставался для нее человеком-загадкой. В нем было что-то, что волновало ее. Неужели это простое любопытство? Он, несомненно, очень умен… Может быть, она очарована его умом? Или она настолько поверхностна, что может пренебречь его чванством, высокомерием, аморальностью и дурными манерами и увлечься его физической красотой?
Она терялась в догадках. Но Делакруа все же сумел затронуть ее сердце, и не единожды…
Энни закрыла глаза. Засыпая, она думала о том, что американские мужчины очень разные.
Глава 6
Косые лучи полуденного солнца падали на ярко-красный с фиолетово-синими разводами персидский ковер, которым был застлан пол в гостиной Кэтрин. Солнечный свет, преломляясь в стеклах высоких французских окон, подсвечивал картины с экзотическими сюжетами, причудливые безделушки и статуэтки, расставленные на маленьких столиках.
Возле дивана на чугунной подставке стояла ваза с розами, желтые бутоны которых гармонировали с цветом платья Энни. Она читала последнюю статью Джеффри в «Пикайун», а он внимательно наблюдал за ее реакцией. В гостиной стояла тишина, которую нарушали лишь шелест страниц и глухое тиканье бронзовых часов на мраморной каминной полке.
Закончив чтение, она свернула газету, отложила ее в сторону и, глубоко вздохнув, с улыбкой взглянула на Джеффри:
– Разве Ренар не великолепен? Неужели он действительно все это совершил? И скажите, Джеффри, как вам удается первому узнавать о делах Лиса?
После трех недель почти ежедневного общения – они виделись не только в обществе и на частных приемах, но и в доме Кэтрин – Энни и Джеффри стали хорошими друзьями и называли друг друга по имени.
– На какой из этих вопросов ответить сначала? – усмехнулся он.
– На все по порядку.
– Хорошо. Ренар действительно великолепен. Мы всегда придерживались такого мнения. Да, он действительно устроил побег пятерым рабам из дома Латроба на Бурбон-стрит, из самого центра города, и остался при этом незамеченным. А что касается того, каким образом я узнаю новости раньше других… – Он пожал плечами.
– Вы мне не скажете? Как неучтиво с вашей стороны, Джеффри. – Энни шутливо ударила его по плечу. – Я думала, что мы давно уже делимся друг с другом всем.
– Нет, не всем, Энни. – Он бросил взгляд на дверь и понизил голос: – Мы, например, еще ни разу не целовались, и вовсе не из-за недостатка заинтересованности с моей стороны. Может быть, у нас просто не было возможности? Кстати, где наш старый сторожевой пес?
– Если вы имеете в виду дядю Реджи, то я тоже удивлена его отсутствием, – рассмеялась она. – Думаю, он непременно появился бы, если бы знал, что тетя Кэтрин выбирает в гардеробной шляпку и оставила нас наедине. Я полагаю, что она специально это устроила. Ее нет уже несколько минут.
– Я ей нравлюсь.
– Да, я знаю. Ей всегда нравились литературно одаренные мужчины. Но скорее всего она просто следит за тем, какие цветы собирают для кладбища слуги. Вы ведь знаете, что на День всех святых ей приходится украшать могилы трех мужей. Сегодня прекрасная погода, и все кладбище будет утопать в только что срезанных цветах. Вы можете поехать с нами, Джеффри.
– Нет, благодарю вас, – поморщился он. – Я не люблю кладбищ, даже празднично украшенных. Поскольку у меня нет родственников, я избавлен от обязательных посмертных визитов к усопшим.
Энни вздрогнула и улыбнулась. Ей нравилась его манера изъясняться, но удивляла душевная черствость.
– Это очень бессердечно с вашей стороны.
– Да нет, просто откровенно. Возвращаясь к разговору о поцелуе… – Он снова покосился на дверь и подсел ближе на несколько дюймов. – Я нравлюсь вашей тете, а вам?
– Разумеется.
– Точнее, нравлюсь ли я вам настолько, чтобы вы захотели поцеловать меня? Если это так, то сейчас очень подходящий момент сказать мне об этом… и продемонстрировать.
Энни взглянула в полные страстного желания глаза Джеффри. Они были ясными, искренними, пылающими. Он действительно нравился ей. Но она не была уверена в том, что хочет с ним целоваться. Он взял ее руку и стиснул в своих прохладных и твердых ладонях. Она внимательно посмотрела на плосковатые кончики его пальцев, широкие суставы и чистые, коротко остриженные ногти. На большом пальце темнело чернильное пятно. По какой-то неуловимой причине она стала мысленно сравнивать руки этого честного работяги с руками Делакруа, которые больше походили на руки художника или музыканта – тонкие, чувственные, сильные и вместе с тем грациозные.
– Энни, – ласково, но настойчиво обратился к ней Джеффри, – вы дали мне повод надеяться, что я могу стать для вас больше чем другом.
Он говорил правду. Она флиртовала с ним с того самого вечера, когда они впервые встретились в опере. Все это время она искренне полагала, что с радостью поцелует его, когда наступит подходящий момент. Но теперь она все больше склонялась к мысли, что не стоит этого делать. Вряд ли Джеффри смог бы когда-нибудь стать для нее больше чем другом. Во всяком случае, не так скоро.
– Джеффри, вы мне очень нравитесь. И я отношусь к вам не так, как к другим. Только…
– Только что, Энни? Я понимаю, что я не Ренар, но надеюсь, что вы нас не сравниваете. Ни один мужчина не выдержит сравнения с такой героической личностью.
Энни вспыхнула. Он невольно попал в самую точку. Она сравнивала его с Ренаром. Он не догадывался о том, что они с Ренаром встречались и что у нее может появиться возможность сравнить его поцелуй с поцелуем Джеффри. Энни понимала, что глупо проводить время в мечтаниях о романтическом разбойнике, особенно рядом с реальным мужчиной, наделенным множеством блестящих качеств. Возможно, Джеффри не удается заставить ее сердце биться учащенно, потому что она просто привыкла к нему. Может быть, если она его поцелует, то это изменит ее чисто платонические чувства к нему. В конце концов восторжествовала совесть: Энни решила, что должна ему по крайней мере один поцелуй.