– Да, и слава Богу, что так. Надеюсь, никто из них не видел, как ты вернулась домой вместе с Люсьеном. Твоя репутация тогда была бы под угрозой. – Кэтрин налила племяннице бренди. – Вот, выпей. Это поможет тебе заснуть.
Энни сделала глоток, и приятное тепло растеклось по ее жилам, а на душе сразу стало спокойнее. Она думала, что давно уже пришла в себя после объятий Люсьена, но окончательно расслабилась только теперь.
– Тетя Кэтрин, какое значение теперь имеет моя репутация? К чему беспокоиться об этом сейчас? Все изменилось и будет меняться дальше. Люсьен решил покончить с Ренаром, ему осталось сделать только одно дело. Уверена, что ты знаешь, о чем я говорю.
– Да, – нахмурилась Кэтрин. – Боден. Я говорила Люсь-ену, что ему совсем не обязательно связываться с ним под конец. Он и так уже достаточно сделал, а теперь очевидно, что в числе его немногих соратников завелся предатель. Продолжать дело очень опасно.
– Не думаешь же ты, что Люсьен сейчас в большей опасности, чем был две недели назад? – Энни отставила бокал и придвинулась ближе.
– Не знаю, Энни. Эта последняя акция будет самой рискованной, но если кто и может наказать Бодена, так только Люсьен.
Энни поднялась и стала беспокойно шагать по комнате.
– Ты ведь в курсе всех деталей плана, не так ли? – Она остановилась перед тетей и прямо взглянула ей в лицо. – Тебе известны место, время и стратегия. Люсьен ни за что не рассказал бы мне об этом, а ты можешь!
– Нет, – решительно покачала головой Кэтрин. – На самом деле я не знаю деталей. Люсьен здраво предпочитает держать свои планы в строжайшем секрете в последнее время и доверяет только самым близким людям. Но даже если бы я что-то и знала, то ни за что не рассказала бы тебе! Я не хочу вовлекать тебя в эту авантюру!
– Но ты должна знать хотя бы что-то! – Энни с жаром схватила Кэтрин за руки. – Ты ведь понимаешь, что я уже вовлечена в его дела! Причем в полной степени, начиная с той ночи, которую провела в его хижине. Я люблю его, и даже если бы не знала о его намерениях той ночью, если бы не была до такой степени погружена во мрак неведения, то все равно ни о чем бы не пожалела.
– Не обманывай себя, Энни. В противном случае ты стала бы беспокоиться. К тому же мы с Люсьеном слишком хорошо тебя знаем. Если ты узнаешь хоть что-нибудь об операции, то обязательно найдешь способ вмешаться. Лучшее, что ты можешь сделать для Люсьена сейчас, – это не мешать ему. Ты должна просто какое-то время посидеть дома.
Энни огорчилась и стала снова мерить шагами комнату.
– Разве вы с Люсьеном забыли, как я оказалась ему полезна, когда он неожиданно нарвался на засаду? Дело могло обернуться совсем иначе, если бы я осталась дома в ту ночь.
– Да, ты могла бы избежать ранения, и у тебя на лбу не было бы шрама.
– Глупости! – упрямо возразила Энни, скрестив на груди руки. – А как же Люсьен? Его могли убить, если бы…
– Люсьен умен и осторожен, – перебила ее Кэтрин. – Если бы ты не предупредила его, он все равно сумел бы избежать опасности. – Она подошла к Энни и ласково положила ей руку на плечо. – Я нисколько не преуменьшаю твоих заслуг. Ты смелая. И возможно, ты действительно спасла Люсьену жизнь. Но неужели ты не понимаешь, что сейчас мешаешь ему? Дай ему сделать то, что нужно. А потом он будет свободен и сможет заняться собственным счастьем. И насколько я понимаю, твоим тоже.
– Тетя Кэтрин, какая я эгоистка! – воскликнула Энни, почувствовав оттенок зависти в ее тоне. – Я ведь даже не спросила о Реджи! Как он?
Кэтрин глубоко вздохнула и, отойдя к окну, стала смотреть в густую ароматную черноту ноябрьской ночи.
– Он спит, но беспокойно. Джеймс дал ему несколько капель настойки опия. – Она обернулась с жалкой улыбкой на лице. – Если Реджи попросил опия, значит, ему действительно очень плохо.
– Ты очень волнуешься из-за него, – сказала Энни, подойдя к Кэтрин и сжав ее на удивление холодные руки в своих горячих ладонях.
– Настолько, что готова оставить свой любимый Новый Орлеан, если у нас с Реджи есть шанс быть вместе.
– Но зачем тебе уезжать из Нового Орлеана? Здесь твой дом.
– Энни, дом у каждого там, где находится его любимый человек или близкие люди. Если ты подумаешь как следует, то поймешь, что мое участие в организации Ренара тоже может быть обнаружено. Я не могу допустить, чтобы Реджинальд оказался втянутым в такой скандал или огорчился, если меня посадят в тюрьму. – Она печально улыбнулась. – Так что я с радостью поспешу обратно в старую добрую Англию, если Реджинальд захочет взять меня с собой. Он уже понял, что дикие прелести Америки не для него.
– Я в этом не уверена…
– Я понятия не имею, что он чувствует ко мне, так что все это лишь бесплодные фантазии старой, выжившей из ума женщины. Хотя в последнее время я замечаю некоторую мягкость в его отношении ко мне. Заботливость. Но возможно, мне это просто кажется.
– Тогда мне кажется то же самое, – ответила Энни, стискивая ее руку. – Я видела, какими глазами он смотрит на тебя. И его заботливость тоже замечала.
Кэтрин отстранила руки Энни и вернулась к окну.
– Я не поверю в то, что он любит меня, пока сам мне это не скажет. Мы с Реджинальдом на ножах всю жизнь, сколько я себя помню. Мы как вода и масло, которые нельзя перемешать.
– За последние две недели вам вполне удалось это сделать, – напомнила ей Энни и после паузы лукаво предположила: – Я думаю, что трения, которые возникли между вами уже давно – поскольку вы были вовлечены в семейные дрязги, бракоразводные процессы и похороны, – стали лишь поводом для взаимного влечения.
– Энни! Ради Бога! – Кэтрин резко обернулась. – Какую ерунду ты говоришь!
– В самом деле, тетя Кэтрин, – продолжала Энни, пораженная такой живой и очень женственной реакцией своей суровой тетушки. – Я говорю правду, как ты меня всегда учила делать. Я прямолинейна, как и ты. Это не случайное совпадение, что я – любимая племянница Реджи, а ты, что естественно, его любимая женщина.
– Ты заходишь слишком далеко. Сейчас ты говоришь чушь, – слабо возразила Кэтрин.
– Вовсе нет, я не лгу и не выдаю желаемое за действительное. То, что я собираюсь сказать, не удивит тебя и не станет для тебя неожиданностью. Я советую тебе, дорогая тетя, уложить дядю Реджи на эти простыни. – Она кивнула на кровать. – Здесь вы к обоюдному удовольствию сможете окончательно избавиться от противоречий и разногласий.
Кэтрин не смогла найти подобающий ответ, чтобы поставить Энни на место, – она вообще никакого ответа найти не могла и только беспомощно шевелила губами, силясь выдавить из себя хотя бы какой-нибудь звук. Наконец она сдалась и, поджав губы, с видом оскорбленного достоинства отошла к двери. Она взялась за стеклянную ручку двери и с минуту простояла молча, собираясь с духом и с мыслями. Затем обернулась и строго посмотрела на племянницу, которая беззастенчиво улыбалась. Напускная строгость не помешала легкой улыбке скользнуть по ее губам.
– Я вижу, что общение с этим прохвостом Люсьеном заставило тебя забыть обо всех правилах приличия.
– Осторожно, тетя Кэтрин, ты начинаешь говорить как дядя Реджи, – еще шире улыбнулась Энни. – Я очень люблю его, но он всегда слишком педантичен. Поэтому ты подходишь ему как никто другой. Ты умеешь широко мыслить. Помнишь, как он побледнел, когда при нем произнесли слово «грудь»? Ты же сама издевалась над ним за это.
– Я, знаешь ли, могу спокойно говорить обо всех частях тела и прочих деликатных проблемах, когда они не касаются меня самой! – рассмеялась Кэтрин. – А теперь отправляйся в постель и поспи немного.
Энни охотно послушалась. Она действительно очень устала. Идя к двери, она едва не упомянула о костюмированном бале в Роуздауне, но в последний момент решила, что чем меньше она проявит к нему интереса, тем скорее ее туда повезут. Она не стала говорить Кэтрин о своем предположении, что Люсьен захочет покончить с Боденом именно там. Ей хотелось быть поблизости, когда поднимется занавес и начнется спектакль, даже если ей не дано участвовать в последнем действии. Впрочем, она не отказалась полностью от идеи участвовать в нем…