— Говорят, что зло просыпается весной, когда тает снег. Оно приходит и крадёт твоё солнце, чтобы лето никогда не наступило, — прочитала она вслух, а Тео игриво подумал, что от звука её голоса у него просыпается нечто другое. Нотт вновь потянулся к ней, уткнулся носом в шею и провёл вверх до уха. Его девочка пахла самыми пошлыми и сладкими фантазиями. Он нежно поцеловал её в ложбинку за ушком и спустился губами к ключице. И, наконец-то, Луна оторвалась от книги. — Тео, вот что ты делаешь?
— Эм-м… нюхаю тебя? — парень прижался губами к девичьей шее и усмехнулся, чтобы она кожей почувствовал его улыбку, —Ты так приятно пахнешь, Лавгуд.
— Прекрати, — недовольно бросила она. — Я хочу дочитать.
На стене пробили часы, и какая-то механическая птичка скрипуче прочирикала время. Сколько он уже её уговаривает? Теодор взял второй подтаявший кусочек сосульки, закинул себе в рот и прижался губами к её, проталкивая внутрь. Она рассмеялась и толкнула языком льдинку обратно ему в рот. По их губам потекла вода, и они долгими, влажными поцелуями собрали влагу с кожи друг друга. Но всё это время рука Луны раздражающе крепко держала книгу. Ему хотелось зарычать, подобно огнедышащему дракону, и спалить здесь всё вокруг.
— А там не написано, как это твоё зло растляет юных девиц? — фальшиво расслабленно протянул Тео и упёрся языком в щёку, намекая на то, чему обучал её вчера весь вечер. Неплохо бы закрепить результат, да, милая? Но она так невинно и растерянно на него посмотрела, явно не считав посыл. Он облизал губы и вздохнул — с Лавгуд иногда было сложно. Ладно, давай так. Его рука скользнула по её мягкому животу вниз, под эластичную резинку шорт, ещё ниже и, наконец, добравшись до нужного участка, погладил поверх хлопковой ткани трусиков чувствительное местечко. Второй рукой он ласково надавил на худую коленку, побуждая её расставить ноги пошире, Луна послушно села поудобнее. Теодор медленно сдвинул трусики вбок, соприкасаясь кончиками пальцев с её обнажённой кожей, обводя кругами, дразня и лаская пальцами.
— Похищает, я говорила, что похищает. Они пропадают в лесной чаще навек, — выдохнула Луна и прикрыла глаза, расслабленно откинув голову Теодору на плечо, поддаваясь ему и млея от его движений. Но книгу из рук так и не выпустила. Теодор стиснул челюсть и скрипнул зубами. Что же заставит тебя убрать эту макулатуру? Но в следующую секунду, взглянув на расслабленное чудесное лицо Лавгуд, приоткрытые в блаженстве мягкие губы, подрагивающие словно крылья бабочек ресницы, он растаял. Потёк, как сосулька на солнце. Всё, что ему захотелось — остановить время. Запустить чёртов маховик времени и сломать его на этом одном дне. Быть с ней вдвоём всегда и навеки. Девушка вновь простонала, подаваясь бёдрами под его движения. Он провёл пальцами вдоль половых губ и легонько протолкнул один палец внутрь, проверяя, насколько она мокрая. Влажная и горячая. Выдохи Луны становились короче и рванее. Довольно хмыкнув, он легко, словно пёрышко, подхватил её за талию и усадил к себе на колени. Девочка поёрзала, устраиваясь поудобнее, а он с любовью взглянул в голубые глаза. Голубые, как морозное небо, как чистый воздух, как… когда только он стал таким романтиком?
— Не боишься, что какой-нибудь монстр похитит и тебя? — жарко спросил Нотт, переводя взгляд на её губы. Лавгуд утром жаловалась, что он вчера целовался так, что они посинели. Врунья. Розовые, мягкие. Теодор даже уже решил какое применение им сегодня найдёт.
— Рядом с тобой невозможно читать. — пожаловалась она и скинула книгу на пол. Та глухо шлёпнулась о ковёр, и Тео самодовольно улыбнулся. Наконец-то.
Он горел, он пульсировал, он умирал без неё.
Не став медлить, Нотт стянул с себя футболку, почувствовав, как прохладный сквозняк гуляет по голой, разгорячённой коже, и отправил её вслед за книгой. Майка Луны улетела туда же через секунду. Девушка не стала прикрываться руками или прятаться, предоставляя возможность разглядеть себя всю, и Тео на секунду замер, любуясь тем, как отблески пламени камина играли на белой коже её небольшой груди.
Такая хрупкая, стройная, его.
Он нежно провёл ладонью вдоль её спины, заставляя выгнуться навстречу, и прижался губами к напряжённому, тёмному соску, с наслаждением втягивая в рот. Обвёл кончиком языка. Луна тихонько охнула и запустила пальцы ему в волосы, сжав их у корней, до лёгкой боли.
— Ты когда-нибудь оставишь меня лысым — недовольно пробубнил он и взглянул ей в глаза. Она скорчила весёлую гримасу, но хватку ослабила, сообщив при этом про любовь к его чудесной лысине. На что Теодор только презрительно фыркнул и похлопал её по бедру, призывая подняться и уже раздеться до конца.