— Я не собираюсь падать.
Я просто хмыкнул и открыл холодильник. Холодный воздух обдувал меня, пока я невидящим взглядом смотрел на полки. Я провел все свое детство, учась крепко контролировать себя и других. Ситуация только усилилась, когда я взял на себя роль Дона. Прошли годы с тех пор, как я действительно почувствовал, что потерял контроль. Но здесь, на моей чертовой кухне, где за спиной на стойке сидела крохотная девчонка, внутри меня что-то начало разваливаться.
— Эм, тебе нужна помощь?
В сладком голосе позади меня слышался смех, и я понял, что смотрел на холодильник в каменном молчании дольше, чем следовало.
— Нет.
Да.
Я не мог вспомнить, когда в последний раз что-то готовил. Почему нет готовой еды?
Я закрыл дверцу.
— Я закажу что-нибудь. Что ты хочешь?
— Я не привередливая.
Я не сводил с нее глаз.
— Ты скажешь мне, чего хочешь.
— Пицца? — она почти проскрежетала.
— Интегрируешься в свою новою, итальянскую жизнь? — спросил я, отправив сообщение Анджело, чтобы он принес нам пиццу моего кузена.
— Мне нравится пицца.
Она заправила прядь волос за ухо, и я проследил за ее движением.
— И я могла бы когда-нибудь приготовить… — она замолчала, на ее лице появилось выражение поражения, и она отвела взгляд.
Я вспомнил рецепт булочек с корицей. Возможно, ей нравилось готовить, хотя не уверен, почему она выглядела такой расстроенной.
— Почему ты ничего не ела? — спросил я, скрестив руки.
— Я не знала, позволено ли мне это, — прошептала она.
— Тебе разве запрещали?
— Ты сказал, что мне следует оставаться в своей комнате, поэтому я просто не была уверена…
Мой мозг гудел, когда я пытался понять, о чем она говорит. Когда я говорил, что ей не позволено выходить из комнаты? Единственный наш разговор состоялся вчера утром…
Дерьмо.
Ебать.
Я положил телефон на стойку и встал перед Софией.
— Посмотри на меня.
Мой голос звучал достаточно мягко. К моему замешательству, она не сделала того, что я сказал. Когда в последний раз кто-то бросал мне вызов?
Я схватил ее за подбородок большим и указательным пальцами и поднял его вверх. Ее кожа была чертовски мягкой.
— Я не имел в виду, что тебе нельзя выходить из комнаты.
— О.
— Теперь это твой дом. Ты можешь пользоваться любой комнатой, какой захочешь. И если тебе захочется что-то приготовить или испечь булочки с корицей, кухня в твоем распоряжении.
София моргнула, выглядя усталой и растерянной. Желание утешить ее одолело меня. Я опустил руки и отступил назад, чтобы не сделать что-нибудь нелепое.
— София, — сказал я с ноткой раздражения в голосе, — Теперь ты замужем за Доном итальянской мафии. Это делает тебя королевой. Ты не можешь просто позволить людям помыкать тобой.
— Ты хочешь, чтобы я не подчинялась тебе? — она подняла голову, и в ее голосе появилась нотка дерзости. Вместо того, чтобы моя губа держалась в раздражении, она как будто дернулась в попытке улыбнуться. Я вовремя сдержал этот порыв.
— Нет.
Затем я решил немного позлить ее, чтобы посмотреть на ее реакцию.
— Ты обязана мне подчиняться.
Раздражение промелькнуло на ее лице, и на этот раз не смог сдержать ухмылку. Я обнаружил, что не против этого небольшого огонька, который есть у моей жены. Я поднес руку к лицу, чтобы скрыть улыбку, но то, как распахнулись ее глаза, подсказывало мне, что она заметила.
Я прочистил горло.
— Ты можешь задавать мне вопросы, София. Возможно, это фиктивный брак, но я не твой тюремщик.
Если мы собирались убедить Семью, что брак настоящий, то она не может меня бояться.
Она закусила губу и отвела взгляд, прежде чем кивнуть. Между нами повисла неловкая тишина, и я взглянул на телефон, желая, чтобы пицца пришла и спасла меня. София заерзала, ее ноги подпрыгивали на кухонном острове. Я уставился на них.
— Что у тебя с ногами?
Она замерла от моего резкого тона.
— О, эм, у меня сидром Элерса-Данлоса.
Она впилась пальцами в бедра. Мне пришлось физически сдерживать себя от желания заменить ее руки своими.
— Что это такое?
— Это заболевание соединительной ткани, поэтому мои суставы не очень стабильны. Мои бедра и колени страдают больше всего. Они могут вывихнуться или вызвать что-то, называемое подвывихом, что похоже на частичный вывих. Я начала пользоваться ходунками пару лет назад, но в последнее время этого недостаточно, и мне пришлось начать пользоваться инвалидной коляской.
Ее голос затих, стал почти шепотом, а щеки покраснели. В нашем мире имидж имел силу, поэтому неудивительно, что она жила в тени. Но я понял, что меня не особо волнует, что это делает ее уязвимой. Разве это имело значение, если я был с ней, готовый защитить?