Было пусто, была полнейшая тишина. Только дыхание вырывалось из Сережи, как из компрессора… Войди сейчас кто-нибудь, и Сережа никогда и ничего не сумел бы объяснить! Но один страх в нем пересилил другой — страх оказаться трусом. Тоже новость для прежнего робкого Сережи Крамского.
Только некогда ему было раздумывать о таких вещах.
Он вынул слюдовский портфель. Выпала книжка. Невольно Сережа полюбопытствовал, что же там читал заклятый враг их Годенки. Он читал, оказывается, «Детство Багрова-внука»!
И с презрением Сережа мотнул головой: книга эта ему казалась чем-то неимоверно скучным! Тягучие описания природы, нескончаемые красоты и восхищения…
А странно! Ведь всего три минуты назад он сам вспоминал прекрасный лес начала августа, туман и белое, чуть склонившееся к осени солнце…
Сережа толкнул книгу в парту и раскрыл портфель.
Еще раз приступ ужаса охватил его. Ведь раньше он, в конце концов, просто вошел, просто сел за парту. А теперь…
Закусив губу, словно готовился прыгнуть с высоченного трамплина в неведомую реку, Сережа вынул слюдовский дневник. Страницы не слушались, будто сделанные из пластилина. Наконец он сумел добраться до второго октября. Первый урок… История у них была. В графе «Отметки» у Слюдова стояла уверенная, выведенная зеленым шариком четверка.
И ни тебе замечаний, ни тебе: «Родители! Убедительная просьба…»
Ну вот и все!
Теперь он мгновенно вспомнил, что сам опаздывает на урок. Уже опоздал!
Молниеносно вылетел из чужого класса. Надо бы, конечно, сперва осторожно высунуться. Повезло — в пустом коридоре ни одна пара глаз не поймала его на взлете.
По лестнице, через три ступеньки! На последнем прыжке как не грохнулся — чудо. Нет, не чудо, а просто спортивный стал: попробуйте-ка три месяца подряд позаниматься спортом — сами узнаете. Но и этого изменения в своей жизни не заметил сейчас Сережа.
Без стука он влетел в класс. Сразу представил свои торчащие, как у первоклассника, глаза и растрепанный вид.
— Ну, Крамской, четыре минуты, это, пожалуй, многовато, даже если ты совсем не уважаешь математику, — сказала Роза Григорьевна.
— Извините! — пробормотал Сережа, следя лишь за тем, чтобы сердце его не выскочило из-под рубашки.
— Но может быть, ты все-таки объяснишь свою уважительную причину?
Да, Сережа мог объяснить ее. Дело в том… Тут он осветил жителей шестого «А» многозначительной улыбкой… Дело в том, что, едва он собрался идти в класс, на пути его мелькнул кровный враг — Слюдов из шестого «Б». И Сережа не мог его пропустить, как в свое время д'Артаньян не мог пропустить незнакомца из Менга… и тэ дэ и тэ пэ — все живописные подробности взяты напрокат из рассказа Годенки.
Класс сидел словно загипнотизированный: надо же до такого додуматься! И, главное дело, кто?! Корма, бедняк, забитый ребенок!
Роза Григорьевна покачала головой:
— Дети! Да когда же вы наконец повзрослеете?! Боюсь, что лишь после того, как загоните меня в гроб… Садись, Крамской! А впрочем, раз уж ты у доски, отвечай-ка нам! Ответишь — победителей не судят. Не ответишь — получишь двойку и замечание. Согласен?
Сережа понял, что это лишь риторический вопрос, и сразу принялся за длинный пример.
Когда через некоторое время он благополучно добрался до своей парты («Надо бы тебе, Крамской, отлично поставить, но не такой я человек — получай четверку!»), Таня могла сказать только одно:
— Гениально! — И голос у нее был не холодный, не начальницкий, а самый нормальный восхищенный девчоночий голос. И, услышав его, Сережа покраснел.
— Я все время на Годенку смотрела, — продолжала Таня. — Сидел, как пришитый. Как будто у него все части тела сейчас отклеиваться будут… Что, не выгоняли Слюдова?
— В дневнике четверка!
Таня пристально посмотрела на него:
— Молодец! А слова Самсоновой подтвердились: Роза действительно целый урок сидела в учительской.
— Как же ты узнала?
— Да никак. Подошла и спросила. Она: это тебе для чего? А я: если не трудно, ответьте, пожалуйста. Она засмеялась и ответила — она же такая, да?
Следствие должны вести знатоки!
— Знаешь ты, что такое мимикрия? — спросила Таня. Они встретились в ее квартире, чтобы разработать дальнейший план действий.
Сережа слыхал это слово, но… забыл!
— Мимикрия вот что такое. — Таня вынула картонку со своими жуками. — Видишь, если под этого подложить зеленый листок или травку, ты его не заметишь… Ну, вроде бы не заметишь.
Эх! Как же он забыл… Правильно! Мимикрия — это маскировка для выживания. Мама рассказывала: «Заяц белый, куда бегал… Угадай, про какого зайца говорится — про зимнего или про летнего?» Сережа подумал и говорит: «Про зимнего». — «Верно. А почему?» Сережа подумал и опять ответил. Тогда мама и рассказала ему про мимикрию. Только это давно было. Еще, наверное, в детском саду, и Сережа само понятие помнил, а слово улетучилось.
— Я вот что поняла, — продолжала Таня. — Мимикрия устроена только для глупых, для недоразвитых хищников. Недоразвитый пройдет в двух шагах от еды и ничего не заметит, останется голодный, а там потихонечку и вымрет.
Сережу прямо жуть взяла от жестокой неумолимости законов природы. В диком мире плохо быть слабым. Даже слабым хищником!
— Потому и жизнь у них продолжается, — говорила Таня, — что слабые вымирают, а сильные остаются… А теперь слушай главное. Преступник тоже использует разную мимикрию — путает улики, заметает следы. Он думает: во я какой хитрый, а это у него просто инстинкт работает. Ему-то надо бы совсем другое делать…
— А что ему надо делать? — тихо спросил Сережа.
— Этого, слава богу, никто не знает! — Таня улыбнулась. — И потому умный сыщик поймает даже самого-самого гениального преступника. Просто такой уж непреложный закон.
— Тань, ты это все сама придумала?
Не выдержала Таня, торжествующе улыбнулась. Однако быстро взяла себя в руки.
— Помнишь, у нас было четыре вопроса? Первое: встречался ли Годенко со Слюдовым? Нет! Второе: причастна к этому делу Самсонова? Нет! Потому что там была Роза Григорьевна. Третье: кому выгодно убить журнал? Годенке, по крайней мере, точно, что выгодно — учится плохо, с классной у него опять война…
— Значит, мы раскрыли его мимикрию?!
— Этого тебе знать пока не надо.
— Почему?!
— Ну… есть одно обстоятельство. И кстати: завтра придешь за двадцать пять минут до звонка. Я кое-что тебе проясню.
— А почему завтра-то?!
— Все! — Она встала: — Ты зарядку делаешь?
— Делаю, — ответил Сережа с обидой.
По пути домой и дома Сережа думал о Танином рассказе. Его собственный подвиг уже казался ему вовсе и не подвигом. А вот Таня… Даже эти четыре вопроса: надо было до них додуматься, надо было понять всю ситуацию!
Но чего она теперь-то темнит?
Хм… Между прочим, вопросов на бумажке было четыре. А они разобрали только три! Четвертый же… Сережа совсем было бросился к телефону: уточнить этот пунктик.
Нет. Подожди! Должен сам. Она ведь специально не рассказала. Говорит: приходи на двадцать пять минут раньше.
А четвертый был вопрос… Вспомнил!«Заходила ли Алена в учительскую перед уроком?»
А зачем это? Заходила не заходила — какое имеет значение?
Несколько раз он аккуратно прошел все дело от начала до конца, и каждый раз в конце оказывалось одно и то же: Годенко!
Могучая зеленая четверка в слюдовском дневнике… Как вспомнишь ее, любое сомнение бледнеет и вянет — Годенко, Годенко, больше некому.
И в то же время сомнение брало. Уж очень они не походили друг на друга — воровство и Гришка… Возможно, это, конечно, голословное утверждение. Но ведь когда с человеком столько лет учишься… Нет, не был Годенко жуликом, не был, хоть убей!
На следующее утро, волнуясь, Сережа Крамской вошел в класс. И застал за партами чуть не половину народа. Что особенно поразило Сережу — именно за партами!