— Ты же куколка такая! — восхищенно вещает он. — За одни твои глазки можно простить всё, что угодно. Предложи ему пирожное или тортик за счет заведения. И улыбайся, Диана. Улыбайся.
— Предупреждаю сразу, Эрнест Львович, если он разозлиться еще больше и прикроет ваше заведение, то я тут ни при чем. Ясно?
— Не каркай! — ворчит он и принимает из моей руки колпак, а затем и передник. — Иди и растопи ледник в его глазах. И сделай так, чтобы он не прикрыл нас уже сегодня.
— С вас премия, — ткнула в его сторону пальцем, прежде чем выйти в зал.
— Да хоть две! Только иди уже! — почти вытолкнул он меня.
Оправляю подол форменного платья, который больше напоминает наряд горничной из плохого порно. Вбираю в грудь побольше воздуха и, гордо вскинув подбородок, направляюсь в зал, пытаясь взглядом найти самого недовольного клиента облитого кофе.
От сладкого запаха выпечки внутри заведения всегда кажется по-особенному тепло и уютно. Даже посетители, заходя в зал для небольшого перекуса, невольно улыбаются и становятся чуть приветливее. Сложно устоять и сохранить серьёзность перед ароматами, которые всем знакомы и близки с детства.
Улыбаюсь в ответ тем посетителям, кто обращает на меня внимание. Ни одной недовольной физиономии не видно. Может, тот облитый решил не возиться из-за испорченных брюк и просто покинул кондитерскую?
Взглядом прохожусь по столикам, что стоят в дальнем углу и запинаюсь о воздух. Эрнест Львович прав.
Его глаза при ярком свете дня подобны леднику. Проморожены до основания и, подобно осколку льда, режут пронизывающим холодом.
Забываю, как дышать. Забываю, для чего, вообще, вышла в зал. Просто смотрю в его глаза над головами других посетителей и не помню саму себя.
Уголок губ дергается в едва уловимой усмешке и действует на меня как заводной ключик. Делаю уверенный шаг в направление к нему и замираю у столика, за которым он сидит.
— Привет, — изрекаю, не знаю, куда смотреть.
В глаза — невыносимо сложно. К щекам то и дело подбирается румянец.
На губы — краснею еще больше.
В ворот черной рубашки с двумя расстегнутыми верхними пуговицами — пересыхает в горле и хочется облизать губы.
На брюки — целая катастрофа, стоит только вспомнить, что в них таится, и еще сегодня ночью упиралось мне в зад.
— Привет, Диана, — низкий голос Игоря привлекает внимание к его губам.
Краснею.
— Привет, — зачем-то повторяю снова и опускаю глаза.
Боковым зрением улавливаю движение. Игорь встает рядом со мной и почти в самое ухо произносит:
— Уединимся?
Вскидывая взгляд, чувствуя, как от одного этого слова кожа покрылась мурашками, а дыхание с шумом ворвалось в легкие.
- Мне нужно почистить брюки, — уточняет Игорь, откровенно наслаждаясь моим замешательством.
— А, брюки?! — растерянно озираюсь по сторонам в поисках уединенного местечка, в которое его можно увести для экстренной чистки брюк. — Служебный туалет?
— Вполне, — кивает он одобрительно и следует за мной между столиками.
Синой чувствую его взгляд, словно он касается меня между лопаток и несильно, но настойчиво давит.
Походка сама собой становится более плавной. Почти кошачьей. Ступаю мягко. Бёдра двигаются амплитудно. Еще немного и придется вешать табличку, как на трамвае, «занос два метра».
— Сюда, — указываю рукой на дверь служебного туалета.
— После тебя, — настаивает мой джентльмен и слегка касается талии, подталкивая зайти первой.
Захожу внутрь и сразу бросаюсь к раковине, чтобы смочить полотенце и попытаться им оттереть пятно.
За спиной приглушенно щелкает дверной замок.
Оборачиваюсь и замираю с полотенцем в руке, глядя на то, как медленно ко мне приближается Игорь, удерживая в плену голубых глаз.
Капкан захлопнулся.
Я осталась наедине с мужчиной, имя которого узнала меньше суток назад.
Наедине с мужчиной, от которого можно ждать всё, что угодно, и не факт, что каждое его проявление будет для меня безопасным.
— Ты боишься? — спрашивает Игорь вкрадчиво и его голос забирается под кожу ледяной рекой.
— Нет, — нагло вру и чуть вскидываю подбородок. — Мокрые штаны тут только у тебя?
— Мне нравится, когда ты дерзишь, — ухмыляется он и подходит ближе.
Между нами еще есть некоторая дистанция, но она столь призрачна и хрупка, что разрушить её возможно одним только вдохом.
— Пятно, — напоминаю я, скорее, самой себе, желая хоть немного отвлечься от манящих губ напротив.