- Да ты че?! А все эти лягушатники со своей кислятиной! Пил бы водку, ни хрена бы не было. - Вова рыгнул и почесал волосатый живот, сказал задумчиво: - Изжога еще…
- Так мы едем?
- А то! Щас рожу водичкой смочу, и вперед. Позавтракаем где-нибудь по дороге. Я в районе Гюзельчамлы одну забегаловку знаю классную.
- Если я не ошибаюсь, Гюзельчамлы в другой стороне. Нам не по пути.
- Да? - Вова был немного озадачен, но только самую малость. - Это все от вина. Долбанные французики! "Бордо", блин, "бордо"…
Борматуха кислая это "бордо"! Ну, ничего, что Гюзель эта не по пути, в Турции везде классные забегаловки. Пива хочешь, Олегыч? - Откуда ни возьмись, в руках Володи появилась жестяная банка пива.
- Нет, и тебе не рекомендую.
- Безалкогольное.
- Нет, спасибо.
- Тогда, через десять минут у ресепшена. Окей?
- Окей.
По обеим сторонам выезда из отеля стояли две пальмы, толстые и чешуйчатые, похожие на два гигантских ананаса. У одного ананаса стояли и о чем-то оживленно разговаривали двое. Надя вздрогнула и вжалась в сидение, съехала по нему вниз. Одним из беседующих был господин Латтах, а вторым Шпиль. Шпиль нервно курил, а секьюрити, разглядев через лобовое стекло "Пежо" того, кто сидит за рулем и ту, которая была рядом с водителем, отвел глаза в сторону. Пругову очень хотелось остановиться и решить с Надиным мужем все вопросы. Прямо здесь, на месте. Но, заметив, как побледнела его любимая, проехал мимо. Вова Коваленко громко храпел на заднем сидении арендованного им автомобиля. Судя по всему, до завтрака просыпаться он не собирался.
- Подводной лодке "Надежда" разрешается всплытие, - шутливо сказал Пругов, отъехав на приличное расстояние. Изредка он бросал взгляд в зеркало заднего вида, наблюдая за уменьшающимися в размерах собеседниками - меркантильным секьюрити Латтахом и обманутым мужем
Шпилем. - Вылезай, они не заметили.
- Нет, я видела. Охранник этот, как там его…, он нас засек. И расскажет ему. Шпилю. Господи! Андрюшенька, я боюсь! Езжай быстрее, пожалуйста.
- Здесь нельзя быстро. Выедем с территории курортного городка, поеду быстрее. С максимально разрешенной скоростью.
Они выехали на трассу и смешались с потоком разномастных автомобилей. Надя немного успокоилась и все же ее пальцы дрожали, когда она закуривала.
- Курить натощак вредно, - назидательно сказал Пругов.
- Я думала, что ты писатель, а ты оказывается врач, - отшутилась она, но, по-видимому, эта ее шутка ей самой показалась обидной. Надя виновато посмотрела Пругову в глаза и сказала: - Извини,
Андрюшенька. Сама понимаю, что вредно. Но мне сейчас надо. Я боюсь, понимаешь. Нет, я не его боюсь… Ты не представляешь себе, как я боюсь потерять то, чего ждала всю жизнь.
- Я понимаю, - сказал Пругов, - что вопрос, который я хочу тебе задать, бестактен. Но мне кажется, я должен знать. Скажи, как так получилось, что ты стала женой этого…, не могу подобрать более мягкого эпитета…, мудака?…Нет, если не хочешь, можешь не рассказывать, - отступил он, заметив, что Надя вдруг помрачнела. Она смотрела чуть вбок на быстро мелькающие серые пыльные оливы, растущие сплошной полосой вдоль дороги и молчала. Пругов не мог увидеть ее глаз, но подозревал, что они стали серыми и мертвыми. Как тогда, в бухте. И как тогда, Надя тряхнула головой, очнувшись от наваждения. Она, следуя российской натуре, выкинула окурок в окошко и, не поворачивая головы, словно боялась встретиться с ним взглядом, сказала:
- Ты прав. Я должна тебе рассказать. Ты имеешь право это знать…
Я была Апраксиной и собиралась выйти замуж. Не за Шпиля, я тогда даже не подозревала о его существовании. Мы с Никитой, так звали моего жениха, ехали к его родителям, чтобы познакомиться. Они жили в деревне… родители Никиты… Я была беременна, Андрюша. Еще ничего не было заметно, но во мне жил человечек. Маленький такой человечек, я чувствовала, что он во мне…Потом мне сказали, у меня должен был родиться сын. - Надя повернулась к Пругову, в ее глазах стояли слезы. - У Никиты был старенький автомобиль. Таврия. Он его постоянно ремонтировал, а он все ломался и ломался… У Никиты не было денег на новую машину, он работал инженером в институте. Откуда у инженера деньги? Я говорила Никите, давай поедем на автобусе.
Недалеко ведь, каких то полтора часа… Колесо лопнуло. Мы не очень быстро ехали, а оно лопнуло и нас бросило в сторону. А по встречной полосе ехал "Мерседес". Это Шпиль на нем ехал…
Надя стала рыться в сумочке, пытаясь найти сигареты, но не могла, пачка сигарет и зажигалка лежали на полочке, а она искала их в своей сумке. В сердцах она вытряхнула содержимое сумки себе на колени. Все попадало на пол - массажная щетка, косметичка, какая-то мелочь.
Пругов взял с полки пачку и протянул Надежде.
- Спасибо. - Она не стала собирать рассыпавшиеся вещи, бросила сумку в ноги и закурила.
- Вы столкнулись…
- Да. Я ничего не помню. Потеряла сознание. Очнулась в реанимации. Мне сказали, что Никита погиб. Он не сразу умер. Его привезли в больницу и там… И еще мне сказали, что у меня был выкидыш. Мальчик… А потом меня перевели в палату и маме разрешили ко мне прийти. Мы с мамой жили вдвоем, отца своего я не знала никогда. Даже отчество у меня от деда, маминого папы… С мамой пришел он. Шпиль. С цветами и фруктами. Как только он объяснил мне, кто он такой, я его сразу выгнала, послала к черту. И сказала, чтобы передачку свою забрал. Мама расстроилась. Оказывается, Шпиль сразу узнал кто я и что я, где живу, с кем. Он к маме пришел. Денег принес, хоть и вины его в этой аварии не было. Это я была во всем виновата, что не уговорила Никиту ехать на автобусе.
Надя сожгла сигарету в несколько затяжек и снова выкинула окурок в окно. И замолчала, закрыв глаза и откинув голову на подголовник сидения. Пругов тоже молчал. Он ждал продолжения рассказа, так как понимал, что Надежда решила высказаться, и она выскажется. Он не торопил ее с рассказом, но и останавливать не собирался. Хирурги говорят: чтобы потом было хорошо, сейчас надо сделать больно.
Вован мирно чмокал во сне на заднем сидении. Наверное, ему снилось что-то хорошее и доброе. Или вкусное.
- Я выписалась через десять дней. Никиту уже конечно похоронили.
Я поехала на кладбище в ту деревню, где жили Никитины родители. Они сказали, что их сын погиб из-за меня. Я уехала. А вскоре заболела мама, у нее обнаружили рак. Нужно было много денег, чтобы маму лечить. У нас же бесплатная медицина, ты знаешь… Учебу в институте я бросила, устроилась в кафе рядом с домом, мыла посуду. Дворником в нашем ЖЭУ работала на полставки. И так…, подрабатывала, где придется. Шпиль приходил регулярно. Он был таким заботливым. Носил цветы, конфеты, деньги предлагал. Я от всего отказывалась. Но мама мне все это время на мозги капала. Хороший человек, говорила, этот
Шпиль. Ни в чем не виноват, а видишь, как заботится? Наверное он в тебя влюбился. Нет, мама, отвечала я, он такой заботливый, потому что убил Никиту и нашего с Никитой сына. Но ведь было расследование, говорила мама, экспертизы разные. Не виноват Шпиль в аварии.
Несчастный случай. А я не хотела соглашаться. Мы с мамой все время спорили, а ей становилось все хуже и хуже. Умирая, мама сказала: если Шпиль сделает тебе предложение, не отказывайся. Я знаю, говорила мама, он тебя любит и тебе будет хорошо. Во всяком случае, не придется полы в подъездах мыть всю жизнь и объедки из кафе домой таскать. Обещай мне, просила мама, что выйдешь за Шпиля. Я пообещала, чтобы ее успокоить и мама умерла, уверенная, что свое обещание я сдержу. Я никогда не обманывала маму, ни разу в жизни. Но на этот раз… я решила ее обмануть. А почти сразу после похорон, которые оплатил Шпиль, я стала сомневаться в своем решении. Может и права мама, думала я. Не люблю его, и, наверное, никого после Никиты полюбить не сумею, но лучше жить с нелюбимым богатым, чем с нелюбимым бедным. А как жить одной, я не знала. Я растерялась от вороха проблем, которые свалились на мою голову. Какое-то время я не работала, в ЖЭК нашли другую. И в кафе нашли. И вообще работу я найти не могла, специальности-то никакой у меня не было.