Ночью (перед сном) наплыло предположение, что психология отношений "заказчик-заказанный" не касается киллера: "Как же не касается? Я и есть основной психолог… утрясающий конфликты".
От вокзала до гостиницы – рукой подать. Прогулочной яхтой Криндер фланировал мимо кряжистых ясеней, отстукивал кончиком зонта по мостовой в такт шагам и казался самому себе пожилым дворянином (к слову, кое-какие породистые корни у него имелись), вернувшимся в родное гнездо после затяжных и утомительных гастролей.
В голове вертелась мелодия… что-то старое, наполовину игривое: "Не слышны в саду даже шорохи… ах, Самара-городок неспокойная я…" – вроде этого.
"Сие практически невообразимо!"
Каменные колонны забора (с вазами на вершинах), витые кованые прутья, над кустами клубники, на т-образных подставках натянуты струны-верёвки, объёмная ситцевая баба в фартуке вешает бельё. К колышку привязана коза с осмысленным выражением в глазах. Поодаль синеет маковка церковки, звонарь взбирается на колокольню, трясёт клобуком.
"Поленов, – подумал. – И никак иначе. Московский дворик, рай… а вокруг этого оазиса грохочет двадцать первый век с его нелепым нагромождением стекла на бетон".
Гостиница контактировала с улицей посредством "шлюза" – глухой деревянной двери на чугунных петлях; запирался этот "барьер" металлической гнутой щеколдой и она тоже умилила своей провинциальностью.
Мадемуазель за стойкой регистрации подала анкету и проговорила: "Цените! В каждом номере у нас произведения искусства!" – женщина хвасталась, но Криндер не обратил внимания, и улыбнулся, только войдя в номер. На стене висела роскошная репродукция Айвазовского. К счастью, не "Девятый вал", а "Лунная ночь".
Криндер пересёк комнату, тронул штору, прочитал записку на столе. Записка предупреждала, что холодильником следует пользоваться бережно и осмотрительно; мужчина опять улыбнулся – он попал в заповедник. Тридцать пять лет тому назад, когда Криндер выполнял первый заказ, он жил (и волновался) в точно такой же гостинице: "Только рамы были деревянные… пластик появился позже".
Лёг на кровать поверх покрывала, ботинки не снял (так захотелось), взгромоздил их на спинку. Вынул из бумажника фотографию и вгляделся, пытаясь вообразить, как изменился господин Паренский за прошедшие годы. Паренский носил фамилию Плауман (ныне). Игорь Арамович Плауман.
"И.А. Плауман. Пиджаки, жилеты, брюки". Ниже, очевидно позднее было дописано: "Ателье". Ещё ниже: "Располагаем приличным материалом. Недорого".
Криндер пробежал глазами по табличке (без малейшего интереса) и вошел. Внутри было тихо и светло. В плетёном кресле сидела женщина, читала книгу. Рядом на круглом столике стояла фарфоровая чашка, она светилась – луч солнца попадал прямо на неё.
Ателье занимало нижнюю часть трёхэтажного жилого дома, и было как-бы… утоплено в землю. "Цокольный этаж" – так называются подобные помещения, но Криндер позабыл слово "цокольный".
Вдоль стены, к узким высоко расположенным окнам хозяйка устроила цветочную горку. Цвели "фиалки!" – мужчина узнал цветы и обрадовался своему узнаванию.
Хозяйка отложила книгу:
– Что вам угодно? – спросила.
– Я слышал, вы неплохо шьёте.
– Кто вам сказал?
Женщина смягчала букву "л", она звучала почти как "у", получилось: Кто вам сказау?
Криндер не удивился вопросу:
– Ходят такие слухи, – ответил. Спросил в свою очередь: – Это неправда?
– Нет, почему же… – она замолчала.
По комнате пролетел ангел.
Чем именно – непонятно, но Криндер определённо не понравился женщине, это чувствовалось однозначно. Хотя и тщательно скрывалось.
– Хотите костюм? – заботливо спросила она. – Или просто пиджак?
Разговор строился исключительно из вопросов, и это было забавно.
Криндер спросил, как она догадалась. Она уточнила:
– Догадалась о чём?
– Разве мой пиджак так плох?
– А чего в нём хорошего?
Из задней комнаты появился мужчина (Плауман-Паренский), Криндер узнал его без труда. Игорь Арамович что-то жевал, к подбородку прилипли крошки. В воздухе появилась луковая нотка.
– Будем шить пиджак? – сходу спросил он.
После такой реплики Криндер не выдержал и рассмеялся. Потребовал объяснений, что не так с его пиджаком.
– Шерсть на правом плече вытерлась, – проговорил портной Плауман. – Точно её побило воспитанной молью. На груди схожая плешивая область… Мне продолжать?
Подняв ладони, Криндер капитулировал, сказал, что отдаётся на волю портному.