Уоллес откашлялся.
– Мы позаботимся, чтобы Дрейк Макдугал понес заслуженное наказание.
Кровь прилила к лицу Мердока.
– Дрейк – не Макдугал! Он не достоин никакого имени, кроме имени своей матери-шлюхи.
– Но твой отец…
– Да, мой отец женился на этой английской сучке и сделал ей ребенка. Но сын такой матери никогда не будет носить имя Макдугала… Пока это в моей власти!
– Как прикажете, милорд. – Уоллес покорно склонил голову.
Примирительное выражение на лице кузена вызвало у Мердока раздражение. Однако он не стал отвлекаться от более важных дел, связанных с поимкой сводного брата.
– Дрейк не мог увезти Эверил слишком далеко, скажем, к своему деду, в Англию. Во всяком случае, пока. Мы должны найти их, и как можно скорее.
Уоллес переступил с ноги на ногу.
– При всем моем уважении, милорд, а что, если Дрейк убил ее?
– Вряд ли, – проворчал Мердок. – Такой исход освободил бы меня от махинаций отца, будь они прокляты.
– Дрейк всегда отличался безрассудством, – заметил Уоллес.
– В этом я с тобой согласен. Но, убив леди Кэмпбелл, он ничего не достигнет, зато я получу все.
– А ты не мог бы объявить девушку мертвой? Это позволит тебе жениться на другой, более богатой и именитой…
– Тогда я должен представить ее труп. В завещании отца говорится, что я вступлю в права наследства только после того, как обвенчаюсь с Эверил и закончу эту чертову вражду с Кэмпбеллами.
– Выходит, ты должен найти ее и жениться?
– Вот именно. – Мердок стиснул челюсти, проклиная афериста отца, навязавшего ему свою волю.
Чуть позже стражник ввел в комнату сгорбленного старика. Он тяжело ступал по полу. Судя по простой одежде, это мог быть крестьянин или рыбак. Его седые волосы резко контрастировали с черными глазами, настороженно поблескивающими из-под кустистых бровей.
Мердок едва сдерживал нетерпение.
– Ну, чем порадуешь?
Стиснув заскорузлыми пальцами видавшую виды клюку, старик тяжело опустился на ближайший стул.
– Большая честь видеть вас, милорд.
– Н-да. – Свирепый взгляд Мердока не располагал к беседе. – Как я понял, тебе что-то известно о моем сводном брате.
– Я видел его, милорд. Два дня назад.
– Одного? – Мердок подался вперед.
– Нет. С ним была женщина.
– Опиши ее, – потребовал Мердок.
– Да я ее толком и не разглядел. Махонькая такая, со светлыми волосами.
Мердок кивнул.
– Куда они направились? Можешь сказать?
– Да, милорд…
К тому времени, когда Эверил, искупавшись в пруду, вернулась в хижину, сумерки окрасили небо в мглисто-сизый цвет. Войдя в темное помещение, девушка зажгла свечку и с облегчением обнаружила, что она в комнате одна.
Быстро пройдясь щеткой по волосам, Эверил заплела косы и убрала их под чепец. Посмотрев на себя в зеркало, она нахмурилась. Стоило ли стараться? Вполне возможно, что ее буйная грива вызовет у похитителя отвращение и заставит его держаться подальше.
Вздохнув, девушка присела на постель. И почему только она не родилась с шелковистыми волосами и румяными щеками, как у Бекки? Ее бесцветная грива в сочетании с бледным лицом придает ей болезненный вид. Вдобавок эта природная худоба…
Все, хватит! Она выйдет замуж за лорда Дунели, как только вырвется из этого ада. А пока она здесь, ей совершенно ни к чему, чтобы Торнтон считал ее привлекательной. Он враг Мердока и убийца, готовый ради своей мести пожертвовать ее будущим.
Эверил вспомнила, как Дрейк смотрел на нее, когда она ела апельсин. В тот момент она ощутила в душе необъяснимое чувство беспокойства, потому что во взгляде мужчины уловила огонь желания. И потом, нельзя не признать, что Торнтон просто греховно красив. Наверное, в других обстоятельствах он никогда бы не удостоил ее даже взглядом. Эта мысль почему-то огорчила Эверил.
Впрочем, хорошо, что он считает ее уродливой. Это позволит сосредоточиться на главном – на возвращении в Дунели. Она должна выйти замуж за Макдугала и обеспечить процветание любимого Эбботсфорда в память о матери. Все остальное не имеет значения.
Когда Торнтон вошел в хижину, Эверил повернулась к нему лицом. Она хотела что-то сказать, но ее взгляд уперся в голую грудь мужчины, на смуглой коже которой поблескивали капельки воды. Неимоверно широкие плечи переходили в мощный торс, сужавшийся к поджарой талии. У Эверил перехватило дыхание. Она была не в силах отвести взгляда от капли, стекавшей по его плоскому животу к узкой полоске волос, исчезавшей за поясом штанов.
Внезапно комната показалась ей тесной и душной.
Между тем, не говоря ни слова, Торнтон повесил свою тунику на плетеную спинку стула и стал стягивать сапоги.
Наблюдая за игрой мускулов на его плечах и лопатках, Эверил нервно сглотнула. Золотистое пламя свечи осветило его широкую спину, и она увидела множество пересекающихся рубцов всех оттенков – от вызывающе ярких до болезненно бледных. Эверил ахнула.
Торнтон резко обернулся.
– Мои шрамы напугали тебя?
– Н-нет. Просто… – заикаясь, пробормотала Эверил. – Я не имела представления…
– Этим я обязан достойному человеку, за которого ты собралась замуж. Мердок просто обожает махать кнутом.
Эверил молчала, не сводя с Дрейка испуганного взгляда. Этого не может быть! Должно быть, ненависть так затмила Торнтону разум, что он сознательно оговаривает Макдугала.
А что, если Торнтон говорит правду?
От этой мысли Эверил бросило в жар. Ни один человек не заслуживает подобного обращения, какие бы преступления он ни совершил.
Мрачно хмурясь, Торнтон сменил тему разговора:
– Ты ела?
– Нет, – отозвалась Эверил дрогнувшим голосом. – Мне не хочется.
Он прищурился, пытаясь проникнуть в ее мысли. Вызывающий блеск в его глазах не сулил ничего хорошего.
– Мои шрамы показались тебе такими страшными, что лишили аппетита?
Он был слишком близко, непредсказуемый и опасный. Сдерживая участившееся дыхание, Эверил безуспешно пыталась отвести взгляд от его темных глаз.
– В тебе нет ничего такого, что могло бы меня испугать, – отозвалась она, вздернув подбородок.
– Тогда почему же ты дрожишь? – Торнтон отвернулся и отошел. – Нечего трястись, как испуганный кролик. Со мной тебе ничего не грозит. Я не притронусь к тебе, если только ты сама не попросишь.
– Я бы не тряслась, будь у тебя более приятные манеры, – процедила Эверил сквозь стиснутые зубы.
– Нужно быть очень глупой, чтобы рассчитывать, что я изменю свои манеры, лишь бы показаться кому-то приятным.
– Значит, я глупа! – заявила Эверил, срываясь на крик. – Но я полагала, что мужчина, обладающий сердцем и чувствами, мог хотя бы держаться в рамках вежливости, особенно если учесть, что мое будущее разрушено не без его участия. – Она выдержала драматическую паузу. – Но ведь у тебя нет никаких чувств, верно? И сердца, видимо, тоже? Как глупо с моей стороны забыть об этом.
– Похоже, твоему отцу следовало притупить твой острый язычок.
– Это не твое дело. Дрейк сжал челюсти.
– Ложись спать. У меня нет ни малейшего желания препираться с тобой всю ночь.
– А у меня вообще нет желания разговаривать с тобой!
Оставив за собой последнее слово, Эверил круто развернулась и шагнула к кровати, стоявшей посередине комнаты.
– Кстати, где ты будешь спать? – Эверил покосилась на своего похитителя.
Днем она обследовала хижину и обнаружила вторую комнату – совершенно пустую, без единого предмета мебели, не говоря уже о кровати.
Дрейк Торнтон улыбнулся и многозначительно посмотрел на неубранную постель.
– На кровати?!
Его улыбка стала шире.
– Опасаешься за свою невинность?
– Да! – не задумываясь ответила она, но тут же спохватилась – разве он может прельститься? – и поправилась: – Нет.
А ведь он все-таки может покуситься на ее девственность. Больше вокруг нет женщин, а ему нужно удовлетворять свои мужские потребности.