Вдруг Ярослав остановился. Мальчики увидели у ворот их дома толпу.
— Глядите, Михасько бежит! — показал Гриць на мчавшегося им навстречу малыша.
— Пан Зозуляк и полицаи выбласывают нас из мескання![52] — плохо выговаривая слова, сообщил малыш. Он бежал на площадь Рынок за отцом.
— Что же теперь будет, дядя Ярослав? — задрожал Гриць.
Ярослав облегченно вздохнул, погладил по головке Михася и спокойно сказал:
— Ничего, идемте, хлопчики.
— Вас полицаи испугаются, — убежденно проговорил Михась, держась за руку Ярослава.
На улицу доносилась брань владельца дома Зозуляка:
— Хоть веревку на шею — не мое дело! Мне нужны деньги, платите сейчас же, сию минуту! Голодранцы!
Когда Калиновский и мальчики вошли во двор, они увидели Зозуляка. Он выходил из подвала, а за ним, прижимая к груди ребенка, шла мать Гриця. Около подвального окна лежали небольшой сундук, старая железная кровать, стол со сломанной ножкой, две подушки, пестрое ватное одеяло, посуда.
— Ради господа бога, пожалейте моих деток, пан Зозуляк, — умоляла Христина.
Из дверей с треском вылетел стул.
— Боже милосердный! Вещи ломают! — не своим голосом закричала женщина.
— Мамо! — испуганно бросился к ней Михась.
— Зачем ломаете?! — задыхаясь от возмущения, подскочил к хозяину Ромка.
Зозуляк злобно оттолкнул мальчика. И тот упал бы, если бы его не поддержал Давидка, забежавший навестить друзей.
Увидев Ярослава Калиновского, Зозуляк почтительно снял свой котелок.
— Пани Христина, возьмите деньги, — проговорил Давидка, протягивая ладонь с несколькими медными монетами. — Я потом еще напрошу…
Христина, тяжело вздохнув, погладила кудрявую головку мальчика.
— Йой! Разве это поможет нам, Давидка? Спрячь себе. Боже, боже, что мне делать?!
Женщина в отчаянии зарыдала. С балкона и окон сочувственно смотрели соседи. Чем они помогут? Вот если бы пани Калиновская была здесь. Нет ее, уехала лечиться…
К Христине подошел Ярослав.
— Не надо, пани Христина… Успокойтесь, все будет хорошо, — утешал он женщину.
Гриць отломил по куску хлеба голодным сестренкам и Михасю. Ромка великодушно отказался от угощения. Но Давидка взял и жадно принялся есть хлеб.
— Пан Зозуляк, подождите день-два… Вот скоро кончится страйк, — снова взмолилась Христина.
— Он уже кончился! — прервал ее домовладелец.
Женщина в радостном волнении перекрестилась.
— Боже милый! Мы заплатим вам с процентами, не беспокойтесь. Теперь Богдан получит прибавку.
— Он уже получил! Его арестовали!
— Что?! Арестовали?.. Побойтесь бога, за что?
— Пан Зозуляк, завтра к концу дня пани Ясень вам уплатит долг, — обратился к домовладельцу Ярослав.
— Да где же ей взять? Голодранцы, прости господи. У них и продать нечего. А за кучу этого хлама никто не даст и пару крейцеров! Я вас спрашиваю, пан Калиновский, вы образованный человек, скажите, разве это разумно? Бастовать, когда у тебя дома голодные жена и дети. Нет, вы только подумайте, прошу пана, Богдан Ясень ставит требования! И кому? Барону фон Рауху! Барон — миллионер! Магнат! Свояк наместника Галичины! А кто такой, я вас спрашиваю, пане Калиновский, Богдан Ясень? Кто? Нет, нет, прошу пана, они мне завтра ни крейцера не заплатят.
— Я уплачу, — заверил Калиновский.
— О, это другое дело, прошу пана. Если вы ручаетесь, пан Калиновский, я мешкання никому не сдам.
Ярослав уже поднимался по железной наружной лестнице в свою квартиру, когда высокий полицейский, не отрывая от него взгляда, что-то шепотом спросил у Зозуляка.
— Да, это он. Очень богатый пан, очень богатый, — ответил домовладелец.
Из-за арки вышел второй полицейский. Зозуляк, играя ключом на длинном шнуре, сказал Христине:
— Ваше счастье, что я тоже русин. Мое сердце не позволяет выбросить вас на улицу. Можете оставаться до завтра во дворе. — Он вздохнул. — Моя доброта меня доведет до нищеты.
Зозуляк направился в подвал, чтобы собственноручно повесить замок на «мешкання», как он громко называл два сарайчика, кое-как приспособленные для жилья.
В эту минуту у Ромки родился дерзкий план. Не теряя времени на совет с друзьями, он, точно мышонок, шмыгнул вслед за домовладельцем в подвал.
— Пан Овсянко, а чи вы собираетсь платить мне за мешкання? — сердитым голосом обратился Зозуляк к столяру. В большом подвале без единого окошка, где всегда горела керосиновая лампа, была квартира и мастерская чахоточного столяра Овсянка.
— Так, так, пан Зозуляк, — поспешил заверить столяр. — Я получил заказ от отца эконома на дюжину оконных рам для доминиканского монастыря.[53] Я вам уплачу с процентами свой долг, пан Зозуляк. Так что, прошу покорно, не извольте беспокоиться, пан Зозуляк, — кланяясь, говорил вслед домовладельцу столяр.
53
Монастырь, принадлежавший монашескому ордену доминиканцев, основанному в XII веке испанским проповедником Доминиканом для борьбы против «еретиков» и вольнодумцев.