Мимо прошел капеллан.[15] Мартынчук попросил его проводить их к отцу канонику.
Отец каноник был тонкий, высокий и благообразный человек с огромным величественным носом. Мартынчук с усмешкой отметил про себя: «Рос этот нос на двоих, а одному достался».
— Чем могу служить? — вкрадчиво обратился к вошедшим отец каноник.
И когда Гай рассказал, что привело их сюда, каноник оцепенел. Он хорошо помнил хитрую бестию Калиновского и те немалые деньги, которые тот ему заплатил…
Но об этом читатель узнает немного позже.
Сейчас же отец каноник ни одной черточкой лица, ни намеком не выдал себя.
Капеллан принес две весьма объемистые книги, наподобие старинных геральдических фолиантов.[16]
Тщательно просмотрев все записи о бракосочетании в марте 1877 года, отец каноник отрицательно покачал головой: нет, Анна Дембовская здесь не венчалась.
Лицо Остапа Мартынчука мгновенно посуровело. Ну, пусть он даже обознался… Пусть то была не жена Гая! А пани Барбара Дембовская?.. Разве не она украдкой утирала слезы? Разве не она шла за дочерью с букетом белых роз?
Однако теперь он уже ничем не мог доказать свою правоту.
Глава пятая
ПОСЛЕ АРЕСТА
Наконец настало время рассказать, что произошло после ареста Гая.
Обыскав комнаты Гая и Барбары Дембовской, жандармы ушли. Захватили с собой несколько книг, среди них — «Капитал» Карла Маркса и «Что делать?» Чернышевского.
— Езус-Мария! Словно после погрома! — обвела взглядом комнату Барбара и принялась собирать разбросанные вещи.
Анна сидела на диване и, закрыв ладонями лицо, тихо плакала.
— Аннуся, дитя мое, ты выбрала трудное счастье… — Барбара присела рядом с дочерью. — Надо быть мужественной. Вытри слезы. Вместе подумаем, чем облегчить участь твоего Ярослава… — Помолчав, она снова заговорила: — Не могу понять, почему он так просил нас немедленно уехать из Львова. Как ты думаешь, Аннуся, мы должны это сделать?
— Мама, неужели ты можешь допустить такую мысль, что я оставлю Ярослава в беде?
— Нет, — Барбара с выражением глубочайшей нежности посмотрела на дочь. — Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы так думать. Хочу только понять, почему именно он сказал: «Немедленно уезжайте…» Возможно, Ярослав опасается за нас? У него есть основания — ведь фамилия Дембовских хорошо знакома властям.
— Мама, нам нужно найти хорошего адвоката.
— Да, да, Аннуся, это необходимо. Но где нам взять деньги? Ведь наш дом в Варшаве, и остальное имущество пока еще не продали. И кто знает, скоро ли отыщется покупатель?..
Барбара сняла с пальцев два перстня, отстегнула от воротника золотую камею, потом достала из шкатулки фермуар, и все это положила на диван перед Анной.
— Пока продадим это…
Анна оценила жертву матери. Она знала, какими дорогими для матери были эти украшения, особенно фермуар — ее свадебный подарок.
— Я люблю тебя еще больше, мама, — прижалась к Барбаре дочь. — Я знала, судьба Ярослава тебе небезразлична.
Барбара с молчаливым укором взглянула на Анну.
— Мне почему-то казалось… Ведь сначала ты не очень обрадовалась, когда…
— Я его тогда мало знала, — возразила Барбара. — Да и жизнь была такой трудной, что, честно говоря, я испугалась за тебя… Ярослав идет той же дорогой, какой шел твой отец. Он хочет перестроить весь мир… чтобы все было не так, как до сих пор… Хватит ли у тебя сил делить с ним все трудности его жизни?
— Да, хватит! Я знаю, ты любила моего отца, и ты знаешь, что такое настоящее счастье…
— Мы чувствовали себя счастливыми, хотя и тревожным было счастье твоих родителей, Аннуся. Когда я встретилась с твоим отцом, его карманы не отягощало золото. Но так же, как и Ярослав, он отличался красотой, смелостью, благородством. Богатство, как ты знаешь, оставленное мне в наследство твоим дедом, не повлияло на убеждения твоего отца. Безгранично любя меня, Зигмунд все же не мог отказаться от дела, которому посвятил себя… Он чаще был в тюрьме, чем дома…
— Татусь, — в задумчивости проговорила Анна, — как верно говорил он: «Где раздается зловещий свист на-гаек, плач голодных детей, где стонет народ, там нет свободы, там нет счастья…»
— Одинокий, вдали от родины, он умер в сибирской каторге, никем не оплакиваемый, кроме нас с тобой, — тихо промолвила Барбара.
— Нет, мама, отец никогда не был одиноким. Не имеют друзей лишь те, кто, кроме себя, никого не любит. Чужие людям, нищие духом, они всегда одиноки… А мой отец не считал бы себя счастливым, если бы не боролся за лучшую долю народа, за свободу. Ярослав не раз говорил мне: «Если человек радуется счастью многих, значит, его радость во много раз сильнее». Нет, мама, такие, как мой отец, как мой Ярослав, никогда не бывают одинокими. С той поры как я начала понимать, за что томился в варшавской цитадели отец, я всегда гордилась им и моей мамой.