А он своё продолжает,
— Почему не ушла тогда? Почему осталась? Разве пристало богине заниматься чёрной работой? Разве должно ей опускаться до того, чтобы приносить недостойному, да хоть и достойному смертному еду, одежду? Заступаться? Боги всегда свысока лишь наблюдают за судьбами целых народов!
— Сам спросил, сам и ответ знаешь, — пора бы и догадаться. Жду, выискиваю в глазах догадку.
— Временами я забываю, что ты — божество и тогда, творю не весть, что, прости Наидобрейшая! Ведь перед тобой — лишь простой смертный, а не волевой железный муж с каменным сердцем, исполненный только честью и долгом! — добавляет со вздохом, — тяжело удержаться, когда так вот смотришь на меня! — самое время для откровений, но мне становится неловко, я смаргиваю и поворачиваюсь к сковороде.
Пока суть, да дело, картошка пожарилась, надо кормить своего пришельца,
— Всё, всё! Не смотрю! Давай поедим, наконец! Словами сыт не будешь!
Выкладываю Косте практически всю сковороду картошки, оставив себе немного, строгаю побольше сала, которое принесла тётка Вера, как раз и огурцы маринованные, к месту. Хлеба напахиваю сразу половину буханки,
— Давай, герцог, отведай, чего Бог послал!
Он берёт вилку, накалывает сразу несколько картошек и в рот, ещё не прожевал толком,
— Ты — богиня! — фиг знает, что сейчас имел в виду: то ли по привычке упорствует, то ли хвалит стряпню. Надеюсь, второе.
Несмотря на раны и боль, потерей аппетита мой герой явно не страдает. Как миленький подчистил всю тарелку, и сало тоже пришлось ко двору, и огурчики.
— Вот и молодец! — нахваливаю, — а теперь, пойдём-ка в кроватку, героям надо много отдыхать, тогда и боевые ранения скорей затягиваются, и боль во сне легче проходит.
Он искренне счастлив от моей заботы, глаза лучатся неподдельной благодарностью, и, кажется, любовью. А я уверена, что в этот самый момент, когда он сначала целует мою руку, а потом за неё же тянет на себя и припадает к губам в нежнейшем, трепетном поцелуе, то опять сбивается со своей программы и забывает, что я типа, богиня!
Но ненадолго. Уверенный многообещающий мужской поцелуй и сильные объятия, которые дарят тепло и защищённость, довольно быстро сменяются смущением и очередными извинениями в стиле «прости, Наидобрейшая»!
Если бы не ранение, обиделась, но сейчас понимаю, что пора оставить Костика в покое, ему явно нужна передышка после сегодняшних стрессов и покой ранам. Поэтому, останавливаю все его порывы,
— Всё, всё! Никаких извинений, просто спи, — укрываю одеялом, провожу рукой по высокому открытому лбу, он опять накрывает мою ладонь своей, а мне кажется, что лоб то у героя горячеват.
Ладно, пусть отдохнёт, а там посмотрим, что дальше делать…
Глава 21
Подозрения оправдались. Пока я подкидывала дровишек в печку, пока её растапливала, грела воду, чтобы вымыть посуду и занималась мелкой уборкой, Костик заснул, но вскоре ровное дыхание сменили тяжёлые стоны и горячечный бред.
Уже свечерело, темно, включаю ночник, что тут у нас?
Прикоснулась ко лбу — огонь! Да и так видно, лицо раскраснелось, губы пересохли, и дыхание стало прерывистым и рваным.
— Вот только этого нам и не хватало!
Вываливаю свой нехитрый медицинский арсенал на кухонный стол. Хорошо хоть, кое-какие запасы имеются, сейчас будем сбивать жар, а ближе к ночи ещё антибиотик добавлю. Навожу большой бокал морса, туда закидываю шипучку анальгетика, иду поить Костика и останавливаюсь…
Он что-то говорит, присматриваюсь, парень явно в бреду. Пытаюсь разобрать слова. Сначала речь кажется бессвязным набором и сочетанием звуков, она отрывиста, но не груба, много рокочущих перекатов. Ни одного знакомого слова, бросаю тщетные попытки разобраться и просто прислушиваюсь к мелодике. В лингвистике я так же сильна, как слон в балете. Кажется, что-то из итальянского, испанского, но с более чётким проговором. Возможно, сильно устаревшее или с примесями иных диалектов, но я бы подумала, что Роберто из тех краёв. И Костиком сейчас, как-то не вяжется его называть. А, что отрывисто, так видимо, он в данный момент сильно взволнован.
Выходит, не врал?! В бреду не станешь прикидываться и бегло болтать на несуществующем языке. Да и не болтает. Он командует, требует, какого-то Тео! Несколько раз повторяет это имя, что-то торопливо втолковывает, интересно, что?
Подхожу ближе, надо будить, надо приводить в порядок человека, пока не сгорел в своём пожаре,