— Купели у меня для тебя нет, да и раны мочить нельзя, а вот баньку устроить можно.
— Баньку? — переспрашивает, похоже, парень не в курсе. И теперь уж не удивляюсь, какая баня, когда наш герцог Оберонский в купелях привык нежиться. Ну, ничего страшного, в душе больничном, как миленький мылся, значит, и тут помоется, я ему помогу…
После завтрака затеваю баню. Нетоптаного снега у меня за двором и по огороду в высоту метра два не меньше, так что таскаться с вёдрами на колонку, смысла не вижу. Котёл греется, а я только снежные кубики подбрасываю, да горячую воду отливаю, чем больше, тем лучше, моему богатырю много надо.
Рвался помогать, но я скоренько его осадила,
— Швы разойдутся, по новой шить будем. Хочешь?
— Нет, — сразу успокаивается. А я думаю, надо у него про красоту на спине выспросить, не забыть бы…
Когда банька протоплена, и горячей воды уже вдоволь, забираю купальщика с собой. Париться не очень люблю, а ему и вообще, сейчас не положено, так что смысла устраивать жаркий ад не вижу, нам и ночью его хватило, но вот берёзовым веничком пройтись не помешает. А то, что герои должны быть чистыми, это точно!
Костик, осмотревшись в предбаннике и заглянув дальше, спокойно раздевается. Причём совсем! А чего, таиться-то? Я его во всей красе уже видела, помниться… Да ещё и богиней потом оказалась, а какие тайны у простых смертных могут быть от богов?
Но вот у богов тайны, всё-таки кое-какие есть, я не Катька — Чичолина, так что жертвую майкой с трусами, вымокнут и, фиг с ними. Повязки у пациента на руке и ноге предусмотрительно обмотаны пищевой плёнкой. Отправляемся в заплыв.
— Как? — интересный вопрос, самой бы знать, когда выясняется, что высота потолка в парной ниже Костиного роста. Нам с мамой он казался вполне высоким, а на таких банщиков, как герцог Оберонский никто не рассчитывал.
— Ложись на лавку, пока лоб не расшиб, — командую, — а то никакого здоровья не хватит, травмы твои лечить.
С богиней никто спорить не собирается, укладывается спиной вверх. Ноги конечно свисают. Окатываю его горячей водичкой из тазика и начинаю усердно мылить крепкой мочалкой, избегая художеств. Только покряхтывает от удовольствия. Отдраив с головы до пят, беру подварившийся разбухший веник и предупреждаю,
— Ну, теперь держись, герцог, сейчас всыплю тебе по первое число!
— На всё воля твоя, моя богиня, — кайфует, судя по голосу.
А я хорошенько прихлопываю его по ногам, пояснице, крепкой мужской попе, плечам и лопаткам и по красоте тоже, макаю веник в кипяток и возвращаюсь снова. Пройдясь вдоль тела несколько раз, уляпав его всего берёзовыми листьями, вижу, что порозовел, как поросёночек, не переусердствовала ли? Ополаскиваю прохладной водичкой, он ахает от неожиданности и распластывается совсем, даже руки повисают безвольно до пола по обе стороны скамьи.
— Не спать, переворачивайся! — нехотя, но послушно выполняет приказ.
Вот тут всё гораздо сложнее, одно дело любоваться на симпатичную, но всё же нейтральную задницу, и совсем другое, на богатство, которое предстаёт теперь моему взору. Но поскольку Костику, кажется, всё по барабану, он на расслабоне, то мне и подавно заостряться не стоит.
Повторяю весь комплекс процедур, осторожно обходя повязки и всё самое ценное.
Но на то оно и ценное, чтобы притягивать к себе невольный взгляд украдкой и ненароком лёгкое касание.
Ну, а что? Я не женщина что ли? Не Катька, конечно, но мне же не пятнадцать! И вот, что поделать, когда руки сами чешутся, приласкать такого соблазнительного мужчину, не мочалкой и не веником уж, точно!
Тут ещё второй голос откуда-то просыпается и нашёптывает,
— Уж мыть, так всего!
Гель на ладонях скользит хорошо, по его груди и животу вообще, отлично. Его тело притягательно, чувствительность моих пальцев усиливается многократно, а Костина кожа просто становится для них магнитом. Да я сейчас готова его ласкать не только ладонями, мне всей поверхностью собственной кожи хочется ощущать и обязательно касаться губами. Особенно, когда тугие жгуты мышц расслаблены, а он так открыт.
Взглядываю на лицо: лежит, дремлет, что ли? Глазки закрыты, лоб весь в бисеринках пота, на губах гуляет лёгкая улыбка. Точно прибалдел…
Но мне-то этого маловато будет! Что если спущусь пониже? Совсем немного, сантиметр, и ещё сантиметр, и ещё…
Костик, пребывавший до этого практически в нирване, по мере моего приближения к главному достоинству, которым, кстати, вполне можно гордиться, просыпается. По утяжеляющемуся дыханию, каменеющему прессу и рукам, вдруг цепляющимся за края скамьи, понимаю, что парень уже в теме, но пока мест молчит и не двигается.