Салтанат все не возвращалась. С наступлением вечера Кандалат-биби начала беспокоиться: она то и дело выходила за калитку, пристально вглядывалась в даль безлюдной улицы. Сумерки быстро сгущались, и вскоре все вокруг погрузилось в темноту. Кандалат-биби охватила тревога. «Где же она ходит? Не попала ли под поезд? Не задавила ли ее машина? Не стала ли жертвой хулиганов?»
В голову лезли разные мысли, одна страшнее другой. Кандалат-биби хотелось закричать, позвать людей, но она медлила, прислушивалась к звукам, доносившимся с улицы. Наконец, потеряв терпение, она вышла за калитку, стала вглядываться то в один конец улицы, то в другой. Темнота непроглядная, ничего не видно.
Вот она — судьба матери! С той минуты, как зашевелится дитя под сердцем, подавая первые признаки жизни, все мысли матери о ребенке, все заботы о нем. Для матери ее дитя останется ребенком всегда, независимо от того, сколько ему лет. Стоит ему удалиться с глаз, мать сразу начинает тревожиться, теряет покой, не находит себе места. Все матери такие, а уж Кандалат-биби особенно беспокойная мать.
Вот и сейчас Кандалат-биби прекрасно ведь знает, куда, зачем и с кем ушла Салтанат. Знает она и то, что время отправления воинского эшелона никто не скажет заранее. Сама все это пережила, когда провожала мужа. Тогда говорили, что поезд отправится днем,— он не ушел; сказали — вечером, но и вечером он не отправился; перенесли отправление на ночь. В конце концов поезд ушел только на рассвете. Мать и дочь, опухшие от слез, не в силах двинуться, остались на вокзале и ждали, пока пойдут первые трамваи.
Но теперь Кандалат-биби точно забыла все это: то сядет, то ходит — волнуется, придумывает слова, какими укорит дочь за позднее возвращение.
Вдруг раздался стук в калитку. Кандалат-биби вздрогнула, почувствовав, как задрожали колени, опустилась на супу[27]. В полумраке двора она увидела силуэты двух мужчин. Сердце ее словно оборвалось, но тут послышался знакомый голос.
—Ассалому алейкум, янга[28],— сказал Абдухафиз. Вторым был Ариф-ата. Он также почтительно поздоровался с женщиной.
Кандалат-биби не сразу овладела собой: язык у нее заплетался, она говорила что-то невнятное. Ариф-ата и Абдухафиз смущенно переглянулись.
—Напугали мы ее,— прошептал Ариф-ата.
—Где Салтанат? Где моя дочь? — Голос Кандалат-биби дрожал.
—Все в порядке, янга, все в порядке,— пробасил Абдухафиз и подошел к женщине. Обеими руками взял Кандалат- биби за плечи и посмотрел ей в глаза.
—Что с вами, янга? Мы просто зашли к вам. Навестить. Салтанат на вокзале вместе с друзьями. Скоро придет.
Ариф-ата тоже подошел к Кандалат-биби, чтоб она его лучше рассмотрела.
—Вы сами видели ее? Да?
—Мы возвращаемся оттуда,— сказал Ариф-ата.
—Не беспокойтесь, янга, с вашей дочерью ничего не случилось,— подхватил Абдухафиз.
—- Ой, спасибо вам, спасибо! Все они вместе, что ли? — Только сейчас женщина начала приходить в себя.
—Напрасно вы так тревожитесь! Она с подругами, их много.
—Девушка же она... Ой, усохнуть моей памяти! Что же я сижу? Проходите, садитесь.— Кандалат-биби расстелила курпачу.— Ну, пачча[29] Абдухафиз, проходите, я сейчас соберу угощение.
—Погодите, янга. Остановитесь, прошу вас,— сказал Абдухафиз и кивнул Арифу-ата: — Давайте.
Ариф-ата прочитал поспешно молитву и, помолчав, сказал:
—Слышали мы, что от муллы Шахабиддина пришло письмо, янга. Очень обрадовались, но закрутились с делами, поэтому ни я, ни Абдухафиз не смогли сразу зайти навестить вас.
—Я не в обиде. На вас лежат заботы обо всех. Спасибо вам. Муж передает большой привет...— Кандалат-биби поднялась.— В котле у меня есть готовый суп. Посидите минуточку.
Абдухафиз и Ариф-ата встали и, перебивая друг друга, заговорили:
—Мы торопимся. Надо еще по делам зайти. Спасибо вам. Спите спокойно, янга, не тревожьтесь. Салтанат скоро вернется.
—Значит, поезд еще не отправился?
—Пока нет. До свидания!
Кандалат-биби проводила гостей до калитки и не уходила с улицы, пока не умолк стук костылей. «Добрые люди. Благословение им. Пришли навестить меня! Хоть и успокоили немного, а пища все-таки в горло не лезет». Разговаривая сама с собой, она прошла на кухню, открыла крышку котла и вместо супа увидела густую, разваренную картошку. Суп выкипел. «Хорошо, что не задержались гости, как бы я подала им такое?» — подумала Кандалат-биби.
Она не знала, конечно, что Ариф-ата и Абдухафиз очень голодны и с удовольствием съели бы ее загустевший суп.