Питрик никогда не имел сомнений, что ему удастся добиться ее, хотя и не понимая, как долго он жил, ожидая этого самого дня. Нагруженный масгейлом разум дерро одолело какое-то незнакомое чувство. Он не раз слышал, как другие называли его сожалением. Он никогда не голосил относительно какого-то поступка в своей жизни, но он был поражен, когда был вынужден признаться самому себе, что, собственно, сожалел о том, что был вынужден толкнуть Периан в яму, выбрасывая ее из своей жизни.
Вся ответственность возлагалась на гнусного гнома с холмов, да и на саму Периан, которая зашла слишком далеко, защищая его. Тот воодушевленный взгляд, которым она наградила другого гнома, тогда как Питрику никогда не доставалось ничего, кроме отвращающей ненависти, довели Питрика до грани безумства. Конечно же, во всем была виновата она. Но Питрику впервые было все равно, кто виноват, так как Периан была мертва и находилась вне сферы его влияния. Он никогда больше не увидит ее, не будет лицезреть ее дрожащее тело у своих ног, как это было с Легаэром. А никогда – это очень-очень долгий период времени.
Именно в этот момент, в его комнату прокрался прислужник с очередной кружкой хмельного напитка. Искалеченный гном ценил эти мгновения медитации, поддерживаемые порциями масгейла, так как только сейчас он мог стать полностью независимым от власти логики. А потом… старые удовольствия неустанно возвращались.
Легаэр быстро поставил под руку хозяина кружку масгейла, осторожно, чтобы не потревожить его транса и никаким знаком не подать о его присутствии.
Но Питрик все равно ощутил присутствие ненавистного прислужника, и это подало ему отличную мысль. Просто идеальную идею. Его рука метнулась, чтобы схватить остолбеневшего слугу за горло. Масгейл повысил силу Питрика, и он с легкостью оторвал гнома от пола, будто бы он был каким-то жуком.
– Возможно, все еще есть возможность вернуть Периан. Да! У меня есть выход! И она может стать моей прислугой! Хотя, конечно, эта должность уже занята.
Глаза Легаэра в ужасе вылезали из глазниц. Но Питрик лишь улыбнулся, проворачивая шею гнома, пока она не хрустнула, а глаза его закатились.
– Но теперь-то место свободно.
Мудрец небрежно бросил мертвого гнома на полированный пол, поднялся и закружил вокруг тела. Он поднял полную кружку, потом вновь поставил ее на стол; еще немного эля, и он не сможет сосредоточиться на волшебстве, которое должно воскресить Периан из мертвых.
******************Номскул снял с пояса кошель и бросил его в лицо Флинту, от чего нос гнома окутала туча пыли. Флинт закашлялся и забрызгал слюной, изрыгая ругательства.
– Чего ты добиваешься, идиот проклятый? Хочешь, чтобы я подавился пылью?
Шаман Отстойника выглядел удивленным.
– Это не грязь! Это быть магия! Почему ты не быть поражен, как Агар? – он некоторое время подумал над этим. – Я знаю! Это доказывать, что ты есть король! Номскул не может заколдовать король!
Флинт устало обдумал упрямую склонность Номскула.
– Ты не можешь заставить кого-то быть вашим королем! – он отчаянно пытался высвободиться от своих пут.
Но квадратная челюсть овражного гнома осталась на месте.
– Это быть не я. Это есть отрочество. Ты должен покоряться.
– Но это не моя судьба! – не успокаивался Флинт. – Потому что мне наплевать на ваше пророчество!
Неожиданно, на Номскула снизошла неприкаянность.
– Так ты говорить, что не хотеть быть наша король? Это есть большая честь. Мы долго ждать твоя приход. Еще долго-долго до Номскула.
С дрожащей нижней губой, он выхватил клинок от кинжала без рукоятки и покрытый плесенью медальон из своих многочисленных карманов своей меховой куртки, поднося их к Флинту.
– Если ты не король, который должен получать сокровища Агаров, спасать после Катаклизмы? Кто быть наш король? – комната взорвалась симфонией воплей, причитаний, стонов и криков овражных гномов, которые в отчаянии упали на колени и бились головами о землю.
– О, Боги, во имя всего святого, прекратите это ужасное визжание! – заорал Флинт. В комнате неожиданно стало тихо, и все глаза обернулись к нему.
Включая и Периан. Флинт совсем позабыл о ней, отчаявшись сбежать. И в этот момент он увидел себя, каким он должен был быть в ее глазах, распластанным на стуле, его дурацкий вид только разозлил гнома. Хватит, значит хватит.