— Пройдет, — отмахнулся он.
— Вам никак нельзя сейчас болеть. Вы будете нужны мне, — сказал Николай Павлович.
Эти слова вернули к нему уверенность. Тон, с которым обратился великий князь, вновь облачал генерала в тогу диктатора. Милорадович расправил плечи. У него даже появилась мысль высказаться по поводу заговорщиков, мол, они могут быть предупреждены, однако мятежники просчитались, от меня никто не уйдет. Генерал-губернатор хотел показать свою незаменимость, главенствующую роль в решении государственных вопросов, как это было в конце ноября. Михаил Андреевич посмотрел на Николая Павловича, увидел близко его голубые выпуклые глаза, и желание говорить сразу отпало.
Фельдъегерь Белоусов, курьер из Варшавы, прибыл в Зимний дворец в два часа дня. Его появление во дворце внесло суматоху. Известие о посланце цесаревича Константина скрыть не удалось. В тот же день новость разнеслась по всему городу, взбудоражила его.
Молодой офицер проехал не той дорогой, по которой проходил путь всех посыльных. Белоусов направился через Брест-Литовск и потому не был встречен великим князем Михаилом Павловичем. Его никто не сопровождал по Зимнему дворцу и он, каждый раз, минуя караульного, вынужден был громогласно объявлять о необходимости срочно доставить секретное письмо цесаревича Константина для Марии Федоровны.
В комнатах у вдовствующей императрицы пакет был вскрыт, в нем обнаружилось два письма. В новом письме к брату Николаю Павловичу от 8 декабря цесаревич давал советы, как царствовавать, кого из министров оставить на службе, выделяя из них Нессельроде, отвечавшего за внешнюю политику.15В письме к матери Константин Павлович объяснял, что не может прислать манифеста, поскольку престола не принимал и не хочет другого изречения непреклонной своей воли, как обнародование духовной императора Александра I и приложенного к оному акта отречения своего от престола. Он отказывался приехать и в Петербург, чтобы своим присутствием подтвердить законность присяги, объясняя, что Николай Павлович должен сделать все сам.16
— Каждая весточка от цесаревича сейчас для нас важный документ. И чем их больше, тем больше вероятности избежать смуты в государстве российском, — изрекла Мария Федоровна.
Расстроенная плохими новостями от Мордвинова, которые ей передал генерал-губернатор Милорадович, вдовствующая императрица, держалась воинственно. Она умела управлять собой. Привычка выработалась долгими годами ожидания престола ее мужем Павлом Петровичем, угрозами Екатерины Великой передать право наследия Павла их старшему сыну Александру, закалило ее.
— Тогда, матушка, надо приступать к манифесту, — осторожно сказал Николай Павлович.
— К написанию манифеста, — поправила она и добавила повелительно. — Лучше Карамзина никто с этой задачей не справится.
Великий князь поморщился. Он знал и уважал Карамзина. Николай Михайлович был хороший историк, обладал литературным даром, поэтическим. Но для составления текста манифеста требовался человек с государственным складом ума, работавший с законами, умеющий их выстраивать. И он хотел предложить Сперанского.
— Слышал я, Николай Михайлович прибаливал последнее время, — робко заметил великий князь.
— Он совершенно здоров, — оборвала его Мария Федоровна. Поднялась, прошла по комнате. Около двери остановилась. — Вот здесь, — она топнула ногой, — сегодня утром стоял Карамзин. Я ему еще комплимент сказала, что выглядит моложе лет своих.
— Тогда я откланиваюсь. У меня кроме написания проекта манифеста еще много дел. Надо созвать генералитет. Требуется поговорить с командирами частей о переприсяге, — стараясь как можно тверже и спокойнее говорил Николай Павлович.
Он еще во многом зависел от матери. С ней через Милорадовича был связан генералитет. Марию Федоровну поддерживали ее брат, главноуправляющий ведомством путей сообщения герцог Александр Вюртембергский, ее племянник, генерал от инфантерии Евгений Вюртембергский. Безраздельно был предан матушке, несмотря на дружбу с ним, брат Михаил Павлович. Дружеские отношения у нее были с адмиралом Мордвиновым. Она была нужна финансовым кругам, объединенным интересами Российско-Американской компании. Да и сам он в Зимнем дворце жил по порядкам, установленным вдовствующей императрицей.
— Откланялся, так иди, что еще задумал? — вывела его из размышлений Мария Федоровна. — Или хочешь, чтобы я с тобой над проектом манифеста посидела? — Она нервно хохотнула. И тут неожиданно, почувствовав, что сейчас не выдержит, расплачется от бессилия, от невозможности остановить быстрый поток событий, который стремительно отдалял от нее заветную мечту побыть хоть недолго регентшей при внуке Александре, выкинув вперед к двери руку, резко сказала: — Иди же и действуй!