Ныне, получив и сие окончательное изъявление непоколебимой и невозвратной Его Высочества воли, извещаем о том всенародно, прилагая при сем:
Грамоту Его Императорского Высочества Цесаревича и Великого Князя Константина Павловича к покойному Государю Императору Александру Первому;
Ответную Грамоту Его Императорского Величества;
Манифест покойного Государя Императора, отречение Его Высочества утверждающий и Нас Наследником признавающий;
Письмо Его Высочества к Государыне Императрице Марии Федоровне, Любезнейшей Родительнице Нашей;
Грамоту Его Высочества к Нам.
В последствие всех сих Актов, и по коренному закону Империи о порядке наследия, с сердцем, исполненным благоволения и покорности к неисповедимым судьбам Промысла, Нас ведущего, вступая на Прародительский Престол Всероссийской Империи и на нераздельные с Ним Престолы Царства Польского и Великого Княжества Финляндского, повелеваем:
Присягу в верности подданства учинить Нам и Наследнику Нашему, Его Императорскому Высочеству Великому Князю Александру Николаевичу, Любезнейшему, Сыну Нашему;
Время вступления Нашего на Престол считать с 19 Ноября 1825 года.
Николай Павлович увидел улыбку на лице Голицына. Ему показалось, что князь кивнул головой. Он посмотрел на первый ряд, на второй, быстро оглядел конец зала и, снова вернувшись к князю Голицыну, неторопливо и четко закончил выступление:
— Наконец, Мы призываем всех Наших верных подданных соединить с Нами теплые мольбы их ко Всевышнему, да ниспошлет Нам силы к понесению бремени, Святым Промыслом Его на Нас возложенного; да укрепит благие намерения Наши, жить единственно для любезного Отечества, следовать примеру оплакиваемого Нами Государя; да будет Царствование Наше токмо продолжением Царствования Его, и да исполнится все, чего для блага России желал Тот, Коего священная память будет питать в Нас и ревность, и надежду стяжать благословение Божие и любовь народов Наших.
Дан в Царствующем граде Санктпетербурге, а дванадесятый день Декабря месяца в 1825 лето от Рождества Христова, Царствования же Нашего в первое.26
Члены совета стояли в глубоком молчании.
Из зала заседания, Николай Павлович отправился в свои комнаты. Он шел по коридору мимо постов внутреннего караула лейб-гвардии Конного полка, которым командовал корнет князь Александр Иванович Одоевский, член Северного общества. После ночного дежурства, князь займет свое место в рядах восставших мятежников. А пока он смотрел на шагающего уверенной поступью императора Николая Первого, облаченного в мундир лейб-гвардии Измайловского полка.
Николай Павлович шел, не замечая пристальных взглядов, не слыша своих шагов, эхом отдающихся в сводах узкого коридора. Он напряженно думал, пытаясь выстроить свои мысли, как выстраивал солдат и офицеров в безупречный порядок, но мозг не слушал его, и мысли разбегались. Он стал императором в ответственный час для страны, после двух недель междуцарствия. Начатые его старшим братом императором Александром I реформы требовали скорейшего продолжения, но у него не было ни знаний, ни опыта, ни надежных соратников. Он не любим гвардейцами, генералитетом.
Он зашел в спальню, упал на колени, перекрестился и сказал жене:
— Неизвестно, что ожидает нас. Обещай мне проявить мужество и, если придется, умереть с честью.
— Ты сам знаешь, Николай, что я всегда буду с тобой, — дрогнувшим голосом сказала Александра Федоровна.
— Друг мой милый! Спасибо тебе! — продолжая стоять на коленях, проронил Николай Павлович.
Узкое худощавое лицо мужа было торжественно красиво в строгости и неподвижности. Александра Федоровна, глядя на него, вспоминала, с таким же выражением лица Николай стоял в церкви Зимнего дворца 1 июля 1817 года на торжественном венчании.
Мысли стремительно уносили ее в 1814 год. Берлин с ликованием встречал русский гренадерский полк, шефом которого был ее отец Фридрих Вильгельм III. Торжественный обед в честь победы русских войск. На обеде присутствуют члены императорской и королевской фамилий, а также фельдмаршалы Блюхер и Барклай-де-Толи. Русский император Александр I и прусский король Фридрих Вильгельм III провозглашают тост за здоровье помолвленных великого князя Николая Павловича и принцессы Шарлоты.
«Это было 14 ноября! Какое совпадение! Завтра снова 14-е?» — пугаясь приближавшейся даты переприсяги, она торопится вспомнить их первую встречу с Николаем.
Великие князья вошли в залу, и Шарлота сразу определила, что не тот высокий, широкоплечий с копной рыжих волос, а другой, худощавый, длинный и тонкий, с чертами лица, словно высеченными из камня, и есть Николай, ее суженый. Ее мысль не успела еще сформироваться, как рядом послышался голос статс-дамы: «О, какое очаровательное создание! Он дьявольски красив! Это будет самый красивый мужчина Европы!»