- Видите ли, сержант, - говорил Ден, то и дело поглядывая на взгорье, где лепился такой же, как его, домишко, - дело в том, что сейчас он сидит у окна и смотрит на нас с вами. Это так же верно, как то, что он еще кое-что видит своими водянистыми, бегающими глазками. Для него не будет большей радости, как заставить меня выложить штраф. Ан не выйдет: я его накажу! Из-за пего я буду спать на голых досках! Из-за него буду терпеть и страдать! И пусть пи он, ни дети его, ни дети детей его не смеют поднять от стыда головы.
В пятницу Ден вывел ослика, выкатил одноколку и двинулся в путь. По дороге к нему один за другим присоединялись соседи - те, кто хотел с ним попрощаться.
Поднявшись на взгорье, Ден сделал остановку, чтобы отпустить провожающих. Гревшийся там на солнце старик поспешно убрался восвояси, и дверь его домишки тотчас бесшумно захлопнулась.
Ден пожал каждому провожающему руку, хлестнул ослика и, крикнув: "Эй, берегись!", покатил, теперь уже один, по дороге - садиться в тюрьму.