Знал и то, что дед, уйдя на войну в свои неполные восемнадцать лет, когда наши войска осенью сорок третьего года освободили его родную деревню, служил сапёром-разведчиком в инженерно-разведывательной роте штурмовой инженерно-сапёрной бригады, в составе которой, начав свой боевой путь под Витебском, дошёл до Кенигсберга.
Может и не в том объёме, в каком хотелось бы, владел Артём информацией о фронтовой биографии своего деда, но и этого вполне хватало, чтобы убеждённо гордиться тем, чьей снисходительной заботой и теплотой было ласково согрето его детство.
Много приятных воспоминаний у Артёма было связано с дедушкой и бабушкой, к которым он ездил регулярно и с большой охотой. Светлая благодать детства – время первых открытий и впечатлений, остающихся на всю жизнь… лёгкая беззаботность ощущения, будто весь необъяснимо-огромный, и в то же время понятно-простой мир принадлежит тебе… и всё-всё ещё впереди… Особенно приятно Артёму было вспоминать вольготно проведённое в деревне лето. Это время года всегда замечательно, но в детстве особенно – ведь позади остаётся обязательно-ответственный учебный период, и все три самых лучших месяца в твоём полном распоряжении. Длинные красочные дни, от начала и до конца, проведённые на природе с друзьями – соседскими мальчишками: то в плесканиях у берегов небольшого пруда, поблизости от деревни; то в бесконечных поездках на велосипедах куда-нибудь далеко-далеко, просто так без цели, ради самой поездки; то в лесных походах по грибы по ягоды; то в каких-либо ещё забавах. Но на селе лето не праздное время года – много в этот период дел и забот, приходилось помогать старшим. Но и это не в обузу. Без тягостного напряжения даётся молодому организму: и работа в огороде, и заготовка дров, и ранние подъёмы на покос, и сбор сена под палящем солнцем… Помнилось Артёму, как дед брал лошадь в совхозе, и они, нагрузив на широкую дощатую платформу телеги огромный ворох сена, медленно и плавно покачиваясь на ухабах грунтовой дороги, везли этот воз к дому, на хранение в сарай. Хорошо было, улёгшись на мягкой громадине сушёной травы, глядеть с беспечной мечтательностью в бесконечную высь неба, по которой медленно плывут редкие облака… В детстве Артёму нравились такие поездки. И не только летом, но и зимой – на санях, когда по нетронутому холсту заснеженного поля, словно и не касаясь его, быстро-быстро мчатся, будто летят, низкие розвальни. Бодро повизгивают полозья, а из-под конских копыт выскакивают лёгкие комья умятого снега. На противоположной ярко-красному разливу заката стороне небосклона, в сгущающейся к горизонту синеве, бледным пятном проявляется нечёткий диск луны. Вечерние сумерки постепенно становятся вязкими, небо чернеет, и серебристо-серая снежная гладь начинает приобретать всё более и более тёмный тон. Мороз крепчает, усиливается ветер, становится холодней, и отрадно осознавать, что дома уже растоплена печь, и бабушка непременно хлопочет на кухне, чтобы порадовать внука чем-нибудь вкусненьким… может блинами, – пухленькими, румяными, лоснящимися от обилия масла, – которые так отменно получаются только у неё… Нравилось Артёму проводить время со своими стариками. Много счастливых воспоминаний детства было связано с ними…
Но всё когда-нибудь заканчивается, даже самое хорошее. Ушло в прошлое и детство Артёма, а вместе с ним частые поездки в деревню. В самом начале девяносто шестого года умерла бабушка, а через год – дед. Ушли из жизни тихо и спокойно, как и жили. Но было это для Артёма как-то уж совсем неожиданно и потому так пронзительно горько. Навсегда останется в памяти Артёма стужа, пронизанного насквозь колким ветром, зимнего дня, когда хоронили дедушку: мелкие, противно бьющие по лицу, ледяные снежинки, сыплющиеся с глухо затянутого плотной пеленой неба; грубая бесформенность смёрзшихся комьев потревоженной земли; и безысходно мрачная пустота свежевырытой могилы, рядом с ещё не осевшим до конца холмиком бабушкиного захоронения.
И сложилось так, что совпала эта двойная утрата, с завершением в Артёмовой жизни, той самой лучшей поры, память о которой люди беззаветно хранят в своих сердцах, называя её нежным словом «детство». Будто ровным слоем благородной патины, лёгкой грустью и светлой печалью о невозможности вернуть прошлое навсегда оттенились в сознании Артёма воспоминания о дедушке и бабушке…
Родители Артёма почти сразу, – видимо просили не дорого, – продали дом. А новые хозяева, разобрав ещё крепкий сруб на брёвна, увезли их куда-то в соседнюю область – вероятно для собственного строительства. Теперь Артём с родителями ездил в деревню раза два в год (не чаще), одним днём – туда и обратно. Приезжали исключительно для ухода за могилками: выкосить траву… подкрасить оградку… да и так просто, чтоб помянуть дедушку с бабушкой и убедиться, стоят ли на своих местах два одинаковых, в форме сужающихся к низу трапеций, памятника, над овалом цветной фотографии одного из которых отливала зеркальным холодом нержавеющего металла пятиконечная звезда.