Выбрать главу

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Услышанное профессору очевидно не понравилось. Не знаю, чего он ждал, но явно не того, что захочу гулять по больнице.

Но, как говорится, кто платит, тот и музыку заказывает. В данном случае капризная пациентка хочет удостовериться, что ее здесь вылечат.

– Как скажете, пани Злата. Покажу всё, что нужно. Только переоденьтесь, у нас тут стерильность. Могу и лабораторию показать. Желаете?

– Если можно, – выдавливаю я. Не знаю, чего хотела бы Злата и понравилась бы ей такая перспектива, но попасть в лабораторию для меня не будет лишним. Вдруг что-то разузнаю.

– Конечно можно. Вот, – показывает он мне дверь, – там найдете пижаму и тапочки. Буду ждать вас снаружи.

Торопливо переодеваюсь в мягкую шелковую пижаму кремового цвета, надеваю тапочки, позволяю себе задержаться у зеркала, чтобы поправить прическу и макияж – уверена, что Злата Измайлова выглядела бы на все сто даже на прозекторском столе.

– Почти все палаты сейчас заняты, – горделиво рассказывает Вежбицки, когда начинаем неспешный променад. – Больные на разных стадиях заболеваний. Из поступивших сегодня только вы. Общение между пациентами мы не запрещаем, но мест для встреч не предусмотрено. Пациенты у нас из разных стран, поэтому знакомства завязываются редко. Но особого запрета на контакты у нас нет. Если хотите, знакомьтесь, проводите досуг вместе. Это что касается других пациентов…

Судя по тону, Вежбицки не приветствует сборища пациентов, обмен информацией между ними. Смотрю на него исподлобья, пытаясь понять, что он хочет мне сообщить. Скорее всего, в мягкой форме настаивает, чтобы сидела в палате и не высовывалась.

– А вот процедурные, здесь мы вводим наш уникальный препарат и следим за тем, как его принимает организм.

Передо мной полностью стеклянная стена, за которой вижу множество приборов – аппараты жизнеобеспечения и другие, считывающие разные показатели, столы и полки вдоль стен, капельницы, койки, в отделенном стеной блоке – барокамеры и аппараты МРТ.

Внутри суетятся медицинские работники, на койках расположилось несколько больных под капельницами.

– И как часто вводится препарат? – проявляю закономерную заинтересованность.

– Один раз в сутки.

– Сколько длится процедура?

– Больной проводит около часа в лежащем положении под присмотром врачей.

– Понятно… И сколько нужно процедур, чтобы наступило полное выздоровление?

– Зависит от степени тяжести заболевания, конечно же. Но обычно не больше месяца. Это привычный максимум.

– Что еще я должна знать? Побочные эффекты или несовместимость с другими препаратами?

– Побочные эффекты не сильнее стандартных при приеме лекарств – тошнота, головокружение, потеря аппетита и тому подобное. Я не чародей, – разводит Вежбицки руками, как бы говоря о том, что о побочных эффектах беспокоиться не стоит, раз на кону – полное выздоровление.

– А как действует ваш препарат? – подхожу к самому главному, и мне взаправду интересно, чем здесь вылечивают самые страшные болезни.

– Мы воздействуем на кровь пациента, вводя в нее наш чудодейственный эликсир и полностью обновляя ее, а через кровь он разносится по всему организму, исцеляя от болезни полностью и необратимо.

– Полностью обновляя? Что это значит?

– Вы внимательно слушаете и зрите в суть вещей, пани Злата, – отмечает Вежбицки, и мне слышится в его голосе недовольство. Наверное, не нравится, что докапываюсь.

– Так всё же?

– Мы практически удаляем больную кровь из организма и замещаем ее новой, усиленной нашим препаратом.

– В договоре указан плазмофорез, но ничего о препарате. Речь о другой процедуре или всё же о плазмофорезе?

– Вы получите дополнительные соглашения к договору, которые действуют только на территории «Возрождения». Вы же понимаете, пани Злата, что у нас тут… хм… происходят действия, идущие против общепринятых… хм… стандартов? Мы вынуждены принимать такие меры! Потому что в верхах сидят узколобые старики, ставящие препоны научному прогрессу! Мы как несчастные древние лекари, которые были вынуждены воровать трупы для исследований, а потом их обвиняли в колдовстве и казнили. Или те, кто принимал вакцину, чтобы доказать ее эффективность. – Вежбицки вошел в раж, глаза горят безумным огнем. – В темные времена живем, хоть и заявляем совсем иное. Наш вклад в развитие медицины неоспорим, но его пока оценили только избранные. И вы, пани Злата, имеете честь быть среди них.

Профессор берет мою ладонь своими сухими, как тонкие ветки, руками и подносит к губам, легко касаясь вежливым поцелуем.

– Не каждый бы осмелился пойти на эксперимент, результат которого на сто процентов не гарантирован. Но вы же не из трусливых?

– Я пока не знаю, – говорю с сомнением, аккуратно возвращая себе плененную руку. – Мне нужно больше фактов. Доказательств. Вы очень убедительно говорите, но…

– Но вы не привыкли верить только словам. Умная девочка. Показывать медицинские карты пациентов я не имею права, но кое-что могу. Подойдите ближе к стеклу. Видите этого пациента справа? У него началась гангрена правой нижней конечности, то есть, проще говоря, ноги. Сейчас, по мере ввода препарата, вы можете наблюдать, как сероватая кожа розовеет. Это происходит прямо на глазах. Я говорил, что не чародей, но всё же, всё же… А вот эта пациентка в центре должна была скончаться месяц назад. Похожа на умирающую?

Вопрос риторический, поэтому не отвечаю, внимательно изучая пациентов. Поведение у них спокойное, не вижу парализации или ступора. Как будто им просто глюкозу вводят, а не кровь замещают. Сам препарат в капельницах розоватого цвета. 

– А как вы называете свой препарат?

– «Перерождение» конечно же. Готовы ли вы, пани Злата, переродиться? 

Глава 8. Вера. Неожиданная находка

Нет сомнения, что профессор Вежбицки – настоящий фанатик. Фанат идеи, которая его поработила. Он готов на всё, чтобы воплотить свой замысел.

Уверена, пойдет на любые жертвы, лишь бы добиться поставленных целей. Внутри холодеет, когда разговариваю с ним, вернее, больше слушаю его безумные речи, в которых он так и норовит назвать себя гением, а свое изобретение уникальным.

Имеет ли он на это право? Действительно ли все экспериментальные открытия должны сначала пройти отторжение общества и только потом быть принятыми?

Творец должен бороться за свое детище? Кажется, Вежбицки хотел сказать мне именно это.

Но убедить не смог. Он напугал меня своим напором, наверное, потому, что я в нем и его чудодейственном эликсире совершенно не нуждаюсь, могу рассуждать трезво и разумно.

Время поджимает. У меня осталось считаное количество часов, чтобы выяснить то, чего не поведал профессор. Разузнать, что он скрыл. И очевидно, что мне придется действовать на свой страх и риск, обследуя спрятанные от пациентов помещения. Идеально было бы найти лабораторию и выкрасть образец препарата, или найти документацию, или поговорить с пациентами.

Это, кстати, самое простое. Единственная проблема – поздний вечер.

Не тратя время попусту, открываю дверь палаты и выглядываю в коридор. Пусто. Едва слышно гудят лампы, сквозняка не чувствую, ведь температурный режим здесь поддерживается за счет вентиляции, а окон нет. Тишина успокаивает меня.

Находиться в больнице для меня привычно, чувствую себя на своем месте, могу уверенно и со знанием дела прогуливаться здесь. Кстати, это идея. Почему бы мне не изобразить медсестру? Всего-то надо отыскать форму, но и это не проблема.

Ничего не подозревающий персонал занимается своими делами, не заботясь о том, чтобы закрывать комнаты, которыми они пользуются время от времени.

Поэтому легко нахожу сестринскую, а в ней шкафчики с униформой и обувью. Переодеваюсь и прячу свою одежду, вынимая из кармана вибрирующий смартфон. Удивительно, что сотовая связь ловит на такой глубине, но, наверное, Вежбицки позаботился и об этом. Звонит Женя, а я совсем забыла, что с ним нужно связаться.